Наверх
Фотопроекты

«Мы зависим от урожая шишки»

Столетнее село Боголюбовка, Приморский край, XXI век
13.03.2017
Население Приморья все быстрее и быстрее перемещается в крупные города – в поисках лучшей работы и комфорта. В некоторых деревнях счет постоянных жителей идет уже на единицы. Они живут почти исключительно натуральным хозяйством, «кормясь» от земли, тайги и речек.
Десятки деревень и небольших городков все больше «стареют» — большинство жителей уже сейчас составляют пенсионеры. Стареет и инфраструктура приморской глубинки. Средств не хватает на ремонт дорог, зданий, сетей. 

Экономически активное население, особенно – молодежь, едет на юг региона, там работают предприятия, сфера торговли и услуг, основные бюджетные учреждения. Под удар внутренней миграции прежде всего попадают деревни и села, существование которых в советское время было «завязано» на крупные агрохозяйства – колхозы и совхозы.

А ведь ровно сто лет назад именно сюда ехал народ из европейской части Российской империи - осваивать землю, заселять новые деревни и сёла.
Больше ста лет назад здесь появились переселенцы из западных областей Украины (в 2007 году деревня Боголюбовка отмечала столетний юбилей) .
В Боголюбовке. Наши дни.
Дорога в один конец

Автовокзал Дальнереченска. Ровно в 12:20 у главного входа останавливается старенький желтый автобус, откатавший не одну тысячу верст. До Боголюбовки ехать всего 80 километров, однако, из-за состояния дороги и весенних паводков путь займет около двух с половиной часов. В автобусе практически все места заняты пассажирами, проход — большими сумками. Кто-то пытается успокоить ребенка, кто-то спит, парень, сидящий сзади меня, слушает «блатные» песни, включив их на своем телефоне.

Водитель ни на секунду не спускает глаз с дороги. Крепко вцепившись в руль, беспрерывно вертит его из стороны в сторону, пытаясь хоть как-то объехать ямы. Из-за обильных паводков речки Малиновка и Ореховка вышли из берегов и подтопили не только дома и огороды, но и дорогу.
Все это время я просто снимал. Снимал затопленные поля, затопленную дорогу, рощи по обе стороны от нее. Водитель немного отвлекся от дороги и на меня обрушилась лавина вопросов и жалоб:

— А вы репортер? Правильно! Фотографируйте дорогу, а главное, мост Боголюбовский сфотографируйте. Если его водой снесет, то всё — несколько деревень останутся без транспортного сообщения. А если кому в больницу надо срочно? А если пожар?

— Скажите, каждый год дорогу топит?

— Не каждый. В этом году очень много снега выпало, вот и затопило все кругом. Да то, что здесь вода — это нормально. Ненормально то, что никто не хочет ничего делать! Вот, например, снесет мост — когда его починят? А дорогу затопит? Думаете устранят? Нет! Деревни, что дальше Боголюбовки: Мартынова Поляна и Поляна — они вообще отрезаны от цивилизации! Так дорогу размыло, лично я не проеду.
— Вот он, Боголюбовский мост. Не могут капитальный, что ли, сделать? Так и приходится каждый год доски новые приколачивать…

Водитель смотрел то на меня то на дорогу, продолжая изливать душу:

— Здесь пути-то до Боголюбовки всего ничего, а ехать приходится по два-два с половиной часа! Обещал нам как-то губернатор дорогу сделать, и что? Забыли про нас.

— Автобус часто приходится ремонтировать?

— Ремонтируем конечно, но редко. Если каждую поломку устранять, то он просто на приколе будет стоять в гараже. До Полян много рейсов было, два или даже три. Сейчас только один остался. Невыгодно, да и состояние дороги опять-таки. Кому охота свою технику убивать? На один ремонт что ли работать? — водитель притормаживает у деревянного моста, чтобы пропустить движущуюся по нему машину.
Боголюбовский мост. «Если его водой снесет, то всё — несколько деревень останутся без транспортного сообщения. А если кому в больницу надо срочно? А если пожар?»
С черепашьей скоростью мы проехали мост, под которым протекала бурная, с коричневой водой, река. Уже после моста, справа от дороги, накренилась на один бок стела, с изображенными колосьями и восходящим солнцем, над которым красовалось название села — Боголюбовка. Практически сразу автобус поехал по относительно ровной асфальтированной дороге. Первое, что бросилось в глаза — это кладбище, сразу на въезде в деревню. Дальше пошли одноэтажные деревянные домики, небольшие огороды, деревянные заборы, заваленные в сторону дороги. 

Где-то во дворе, в такт ветру, раскачивается выстиранное белье, а вот ребятишки пускают в луже самодельные кораблики.
Сотовой связи нет. Еще во Владивостоке я взял номер телефона Геннадия Михайловича — местного охотоведа, чтобы по приезде на место меня могли встретить, поселить на ночлег, да помочь наладить контакт с местным населением.

Как пройти к дому нужного мне человека мне подсказали в магазине "Светлана". В деревне все друг друга знают.
Идти нужно было по единственной асфальтированной дороге, затем свернуть налево и пройти еще немного. По обе стороны пустынной улицы выстроились небольшие одноэтажные дома. Бесконечные столбы линии электропередач, за ними низкие покосившиеся заборы дворов. 

Тяжелое свинцовое небо, нависшее над Боголюбовкой, придает этому пейзажу немного тревожный вид. Дойдя до нужного дома я свернул налево. Асфальт сменился грунтовкой, усыпанной ямками и лужами. С каждого двора, который я проходил, доносился звонкий лай собаки, предупреждающий хозяев о проходящем чужаке. Людей видно не было. Складывалось впечатление, что в селе живут только собаки.
Официально, Боголюбовка — село в Дальнереченском районе Приморского края, входит в Ореховское сельское поселение. Согласно переписи населения 2010-го года, в селе проживает около 295 человек. 

Количество жителей из года в год сокращается; кто умирает, кто переезжает в города в поисках работы. Отсутствие стабильного заработка заставляет местное население заниматься браконьерством и массовым сбором кедрового ореха. Другого способа заработать в селе нет.
— Здесь был когда-то совхоз-миллионер «Ореховский». В 60-е годы это было богатейшее село. А сейчас совхоз развалился, люди лишились работы и стали массово переезжать в районный центр. В селе делать просто нечего было, — вспоминает Геннадий Михайлович, встретивший меня у своего дома. Он набирал охапку дров для растопки печи. 
— Вы только не пишите, что все у нас плохо. Мы хорошо живем. Точнее, живут хорошо те, кто хочет жить хорошо. Сами знаете, русские любят поплакаться соседу в жилетку, душу излить. Вы встретите и таких у нас, но не подумайте, что село умирает. Оно живет, только своей, тихой и никому не нужной жизнью. Само по себе, само для себя — положив последнюю чурку в охапку, сказал Геннадий Михайлович. — Пойдем поедим, а то с дороги, проголодался, наверное.

За низким зеленым забором, сделанным из шифера, стоит ухоженный деревянный дом. Во дворе нас облаяла небольшая собака, привязанная поводком к конуре. Пройдя в сени, Геннадий Михайлович предложил мне тапочки и указал место, куда я могу бросить свой фоторюкзак и верхнюю одежду. Пригласил пройти на кухню в отдельной пристройке к дому. Она вмещала в себя русскую печку, небольшой столик, мойку, несколько шкафов, заставленных посудой, и комод, на котором работал старенький импортный телевизор. На экране с помехами шла какая-то передача.
— Я почти всю жизнь отработал участковым лесничим. Раньше у нас даже было здание свое, а сейчас из дома работаю. Офис переехал домой, — улыбается Геннадий, закидывая нарезанную картошку на раскаленную сковороду. — Небось и не ели такой никогда. Это не китайский суррогат — здесь все свое, натуральное.

— А местные как-то пытаются реализовывать продукты, что вырастили у себя в огороде?! Как вообще дела с работой?

— Когда-то давно приезжала машина и закупала у населения овощи. Но сейчас жители остались и без такого заработка. Ведь проще и дешевле у китайцев купить, а то, что там все химикатами обработано — никого не волнует, главное, прибыли побольше получить. Так что, если и выращиваем, то только для себя — выкладывая ароматную поджаренную картошку в тарелку, Геннадий продолжает: 
— Лес.медиа
В этом году урожай шишки выдался очень хорошим, люди смогут прокормить себя, свою семью, на лето денег отложить
— les.media
— Охотой уже мало кто занимается, только, опять-таки, для себя. На реализацию что-то добывать — невыгодно, слишком трудозатратно. Многие стали шишку добывать, даже с города приезжают к нам на заработки. В этом году урожай шишки выдался очень хорошим, люди смогут прокормить себя, свою семью, на лето денег отложить. За месяц можно и по 100 тысяч на ней зарабатывать. Правда работа эта неблагодарная, тяжелая и опасная, — мы усаживается на стол, Геннадий продолжает:

— Еще здесь есть предприниматель, Дуб Юрий Никитич, у него свое охотохозяйство. Многие у него работают. Вроде и есть работа, но выбор не так уж велик. Ладно, сейчас сходим к Валентине Анатольевне, она председатель ветеранов, хорошо знает о жизни и главное, об истории села. Можете у нее много полезного и интересного узнать.
Участок Диенго

Зеленый частокол, открытая калитка, перед ней большая лужа. Аккуратно ступая по доске, выполняющей роль мостика, мы проходим во двор, где нас уже ждет Валентина Анатольевна. Женщина, лет 60-ти, с накинутым на плечи теплым платком, улыбается: 

— Здравствуйте! Вы проходите. Сейчас я тапочки найду. 

Пол застелен красным, модным в советские времена, ковром и на стенах тоже ковры.
Белая штора, выполняет роль межкомнатной двери, в комнате старая лакированная стенка. Бесконечное количество фарфоровых статуэток, хрустальных бокалов и небольших стопок заполнили сервант. На книжных полках за старыми черно-белыми фотографиями, спрятались такие же старые книги: Маяковский, Жюль Верн, Достоевский…

Каждая мелкая деталь напоминает мне о детстве, все это я уже где-то видел. Ощущаешь себя в этой комнате, как в музее собственных воспоминаний. В дальнем конце комнаты стоит небольшой столик, на столике стоит большой советский телевизор, укрытый скатертью, на телевизоре горшок с цветком. Громоздкий диван, несколько кресел. Напротив, у окна, расположился диван поменьше, на нём уселся Геннадий Михайлович.
— Лес.медиа
Каждая мелкая деталь напоминает мне о детстве, все это я уже где-то видел. Ощущаешь себя как в музее собственных воспоминаний
— les.media
— Вот, прошу любить и жаловать. Александр, приехал с Владивостока, будет писать о жизни нашей, о деревне. Так что вы уж не переусердствуйте. Все-таки хочется, чтобы не только о плохом писали.

— Ну, о чем вам рассказать? — перевела на меня внимание Валентина Анатольевна.
— Геннадий сказал, что вы хорошо знаете историю села.

— Больше ста лет назад (в 2007 году Боголюбовка отмечала столетний юбилей, прим. ред.) здесь появились переселенцы с западных областей Украины. Вот у меня по отцовский линии бабушка, как она говорила, с Черниговской губернии. Привезли ее сюда в шестилетнем возрасте. Целых полгода ехали с Украины! Мамины родители с Беларуси. Так вот и заселялись, — после паузы Валентина Анатольевна продолжила: — украинцы, они и были первыми переселенцами. Вообще, изначально, это место называлось Диенго. Помимо переселенцев здесь жили и китайцы, и тазы, и гольды. И не зря же они выбрали именно эти земли. Еще в 1908 году Казакинов, чиновник, командированный сюда на обследование новообразований новопоселений в своем рапорте докладывал Приамурскому генерал-губернатору Унтербергеру, что этот участок из всех можно считать самым лучшим — удобным для хлебопашества.
— Лес.медиа
...это место называлось Диенго. Помимо переселенцев из Украины здесь жили и китайцы, и тазы, и гольды.
— les.media
Потихонечку переселенцы вытеснили китайцев с этих земель. Постепенно люди все прибывали и к 1909 году население составляло уже 827 человек! — с гордостью в голосе говорит Валентина Анатольевна — Позже, в 1926 году Боголюбовка стала центральной усадьбой колхоза «Набат», который в 1957 году переименовали в колхоз «Заря», а в 1961-м и вовсе ликвидировали. Спустя 7 лет, в 1968 году, из Ракитинского совхоза Иранского района было выделено Боголюбовское отделение, которое стало вторым отделением мясо-молочного совхоза «Ореховский». Это был совхоз-миллионер! У нас было тогда 37 тракторов, в деревне! Тридцать семь! — повторяет Валентина. — А поля? На одних семенах совхоз делал столько денег… Помидоры на семена, огурцы на семена, арбузы, дыни, тыква на семена! У нас просто не хватало рабочих рук!
В боголюбовских полях. Фото из местного краеведческого музея.
— А что стало с совхозом?

— А что с ними стало? Нет его, всё. А вот раньше… В 7 часов утра уже гудит вся база! Мужски завели трактора и кто куда: кто в лес, кто на ферму, кто в поле, кто на сенокос. Так одних коров было 1200 голов! Вы только представьте! А сейчас только две коровы на деревню. К нам со всего края помогать ехали. Студентов «на картошку» пригоняли. Всем работа была, все у нас было, а сейчас… Сейчас вместо совхоза один бурьян порос. На глаз и не скажешь, что здесь, когда-то, было такое можно предприятие. Все развалили…
— Геннадий Михайлович рассказывал, что сейчас жизнь, практически, зависит от урожая шишки.

— В чем-то он прав, в чем-то нет — ухмыляясь говорит Валентина Анатольевна, искоса взглянув на Геннадия. — Вот у нас в селе, на данный момент, проживает чуть больше 300 человек. пенсионеры хоть как-то себе заработали на пенсию, кое-как, но хватает, а вот что делать молодым? В этом году, да, правильно сказал Гена, урожай шишки хорошим выдался. Так до сих пор ходят по пояс в снегу, в воде, мокрые, лазят на эти деревья. Это ж оборвался и всё — нет жизни! Я вот всё надеялась, быть может так и грешно говорить, но вот эти санкции, выдвинутые против нашей страны, может как-то подтолкнут руководителей районов, края, да вообще всех, что надо распахивать землю, надо не надеяться ни на кого, свое растить, развивать, да хоть какое-то свиноводство. А молоко? В магазине оно стоит 108 рублей/литр, привозное. Это же бешеные деньги! А пенсии у людей небольшие. Лично я проработала 42 года — это общий стаж. 7 лет проработала учителем английского языка в школе, 13 лет председателем сельсовета, директором дома культуры и закончила директором дома-интерната для ветеранов и инвалидов. А сейчас остался только медпункт, точнее медик, женщина, ей уже 67-й год пошел. Вот, не дай бог, уйдет… Медиков здесь не будет! Никто не поедет. Жилья нет, зарплаты низкие, перспективы нет. Почта есть, работает 3 дня в неделю. Есть Дом культуры. Ну и школа осталась, даже не школа, а филиал от Ореховской школы, а всё потому, что детей нет совсем. 40 человек учится всего. И если бы инициативная группа не вышла на президента, то у нас школы не было бы уже 3 года.
— Лес.медиа
Около 120 мужиков из села ушли воевать, вернулось 80, остальные погибли.
— les.media
— А сколько в селе проживает ветеранов Великой Отечественной?

— А нет их уже. Последний ушел в 2010 году. Нет больше у нас ветеранов.

— А много жителей воевали?

— Около 120 мужиков ушли воевать, вернулось 80, остальные погибли. Вот мой отец, участник Второй Мировой. Его в 19 лет призвали, так он с Подмосквы начал, до Берлина дошел и участвовал в Параде Победы в Москве! Сейчас показывают хронику, квадраты эти идут, я внукам и говорю, мол, где-то там в ногу с остальными марширует ваш дед! Сейчас я фотографию вам покажу, — копаясь в бумагах, уложенных стопками , говорит Валентина Анатольевна. — Вот он! — протягивает мне пожелтевшую фотокарточку с которой на меня смотрит молодой человек в военной форме. Грудь украшают 4 медали.

— О том, что работы нет — понятно. А что по этому поводу власти говорят?

— Да что вы! — смеется Валентина Анатольевна — Лично я не вижу роли приморских властей в развитии села! Не вижу! Вот в Дальнереченске как-то была встреча с губернатором нашим, Миклушевским, так я после неё вот честное слово, язык чесался сказать «Спасибо редакции газеты «Ударный фронт», что мы еще помним, как выглядят наши руководители!» Они же вообще не бывают в районе! Они не знают о проблемах села, не знают как и чем живут здесь люди. Ничего не знают и знать не хотят, наверное. Раньше каждый год глава района на сходе граждан отчитывался, рассказывал о работе. А сейчас?! Всем всё равно.

За окном уже начало темнеть. Еще немного побеседовав о нелегкой жизни села мы начали собираться. Геннадию поставили задачу — поселить меня на ночь в родительский дом Сергея Владимировича Подтоптанного — главы Ореховского поселения.
Растопить дом
Микрогрузовик, которым управлял сам Сергей Владимирович, осветил фарами небольшой деревянный дом, с открытыми ставнями. Из стены торчала большая белая спутниковая тарелка. Кругом все поросло невысокой травой, во дворе беспорядочно валялись бревна и сухостой. Дверь дома была закрыта на большой амбарный замок и подперта лопатой. Ключ от замка, как и полагается, был спрятан под одной из досок деревянного крыльца. У Сергея Владимировича в руках была охапка дров, которые он заранее приготовил для растопки печи (дом с зимы не топился).
Внутри было темно, освещая путь фонариком Сергей искал на стене электрощит. «Чтобы был свет, нужно немного поковыряться здесь — с этими словами глава поселения полез на стул, стоящий под щитком — Вот так».

В соседней комнате загорелась тусклая лампочка под пыльным потолком. В столовой, где стояла настоящая русская печка, стол и сервант, света не было. Сергей Владимирович, пытаясь растопить печь, расспрашивал меня, да и сам рассказывал о жизни села.

«Вы только слишком плохо не пишите, хорошо?!» Эти слова я слышал от разных людей на протяжении двух дней, что пробыл в Боголюбовке. На самом деле, мне бы и самому не было приятно, если о Владивостоке написали плохо, несмотря на все его недостатки. 

—Ладно, вот дрова, там кровать, постель, телевизор есть. Мне уже пора ехать, поздно. Завтра вас будут ждать в школе. Ну всё, спокойной ночи! — и Сергей Владимирович оставил меня одного. Из печки уже веяло теплом.
— Лес.медиа
Вы только слишком плохо не пишите, хорошо?! Эти слова я слышал от разных людей
— les.media
Расправленная кровать справа, кучи раскладушек слева, тумба с телевизором, книжные полки… Сбоку висела карта Приморского края с обозначенными на ней объектами строительства к саммиту АТЭС-2012. Напротив, у обшарпанной стены, стояла книжная полка: «Песенник» советских лет, «Столярные, плотницкие и паркетные работы», «Как построить сельский дом», «Современная энциклопедия рыболова» и др.

Полночь. На улице тишина, даже собаки не лают. Я грохнулся спать, прямо в одежде, закутавшись еще и в вещи, которые нашел в куче раскладушек.

8 утра. На улице уже светло. Пора вставать. Меня ждут в школе.
Сельская школа
Из старых советских фильмов я помню, что утро в деревнях обычно сопровождается криками петуха, сидящего на заборе, лаем собак, работой тракторов и шагающих дружно работяг, с закинутыми на плечо граблями и вилами. С самого раннего утра этот сложный механизм должен работать и гудеть. Производить. Выйдя из дому я услышал лишь звук тишины, нависшей над всем селом и до самой школы меня сопровождал только лай собак.
Филиал Ореховской средней школы — на небольшом пригорке, чуть ниже большой стадион, с футбольными воротами и турниками. Здание двухэтажной школы из белого кирпича, который местами уже осыпался. У входа меня встречает заведующая, Наталья Леонидовна. — «Ну, что вам показать, рассказать? У нас есть отличный музей. Мы много лет собирали экспонаты для него».

Мы спускаемся в подвальное помещение, где и расположился сельский музей. Под невысокими потолками экспозиции на различные темы: от истории села, до школьных поделок. В середине комнаты стоит большой деревянный макет села. В дальнем углу воссоздан уголок со старыми иконами, ниже стоит деревянная детская кроватка, накрытая кружевным покрывалом. Рядом с большим ткацким станком, который, по словам Натальи Леонидовны, нуждается в реконструкции, расположилось несколько вертел. Деревянные игрушки 60-70-х годов, выполненные учениками, еще старой, тогда еще деревянной сельской школы, выцвели и потрескались от старости.
Фото из краеведческого музея Боголюбовки.
В середине музейного зала стоит большой деревянный макет села.
— А кто собирал экспонаты? — прервав тишину, спросил я у следящей за каждым моим движением заведующей.

— Собирал все это житель нашего села Данил Иванович. После службы в армии от стал работать в школе учителем труда и они с ребятами очень часто ходили на экскурсии по окрестностям села. Был отряд его единомышленников среди детей. Они и собрали основную часть экспонатов. Музей у нас с 1993-го года, как раз с того момента как мы переехали из старой школы в эту, новую.
— Сейчас музей пополняется?

— Практически нет… Бывает, дети принесут что-нибудь из дому. Или кто-нибудь из старожилов умирает и их родственники нам отдают какие-нибудь интересное вещи. Вот недавно нам принесли настоящее письмо с фронта — Наталья Леонидовна аккуратно берет с полки пожелтевший листок бумаги с дырой в середине. Показывает, кладет обратно, продолжает — Сейчас мы учим детей складывать письма в треугольники, как это было раньше. Чтобы помнили.
— Школа-то у нас небольшая, так называемая малокомплектная. 40 детишек учатся с первого по девятый класс. Учителя все есть, предметы тоже. Практически все учителя у нас приезжие. Лично я приехала из Арзамаса, а вот учитель английского языка с Луганской области.

Мы поднимаемся на второй этаж школы, где расположились основные классы: Русского языка и литературы, английского языка, математики, физики, химии и даже информатики. Большой просторный коридор, застеленный деревянными лакированными досками сегодня пуст. Сегодня выходной.
— Лес.медиа
Практически все учителя у нас приезжие. Лично я приехала из Арзамаса, а вот учитель английского языка с Луганской области.
— les.media
Первый кабинетом, куда меня отвели, был класс английского языка, где стояло всего шесть парт. «У нас все классы такие маленькие, а зачем больше? Детей все равно нет!» — с грустью в голосе сказала заведующая. В классе информатики старенькие компьютеры, расставленные вдоль стен, навряд ли «потянут» современные программы, однако для изучения азов информатики сойдут и такие. В самом конце класса стоит полка, на которой аккуратно расставлены различные приборы и макеты, колбочки, книги по физике и химии, старый советский телевизор.
— А чем у вас занимается молодежь в селе? Есть какие-нибудь дискотеки, кружки?

— Конечно, все это есть! У нас есть отличный Дом культуры. Много творческих коллективов, ансамблей. У нас и взрослые и детки поют, участвуют в различных конкурсах. Мы даже занимали призовые места! Иногда проходят и дискотеки, так же, в Доме культуры. Пытаемся как-то налаживать культурную жизнь в селе. Но, боюсь, скоро и этого не будет. Директор дома культуры вообще работает на четверть ставки, сократили. Вот как можно прожить на 4 тысячи в месяц? Работает на энтузиазме одном.
Выйдя на улицу решил поговорить с местными. На мое удивление, все жители оказались очень приветливыми и гостеприимными людьми. Многие поили меня чаем, кто-то даже предлагал пообедать. Люди среднего возраста рассказывали о проблемах денежных: нет работы, зарплаты маленькие, о пенсии вообще даже и не мечтают. Люди постарше, привыкшие к различным лишениям, наоборот, говорили о спокойной размеренной жизни, что каждый кузнец своего счастья и кроме своего огорода им уже ничего не нужно, а пенсии на жизнь, хоть и скромную, вполне хватает.
Пара местных жителей, мужчины, с виду лет по 30-35, распивая пиво с водкой, кидают дрова в кузов микрогрузовика у покосившегося дома.
Быть шишкарем

— Эээ! С фотоаппаратом! Иди сюда! — окликнул меня мужики, — а ты чё снимаешь?

— Здравствуйте! Делаю репортаж о вашем селе, — ответил я. В голову полезли мысли о надвигающихся проблемах и возможной потере своей техники. Но эти ребята оказались вполне дружелюбными. — Может расскажете о жизни села? Как зарабатываете?

— Ну как, б**, зарабатываем? Кстати, я Игорь! — протягивает мощную руку наиболее трезвый из них — Шишка, б** ,пошла в этом году. Вот шишку и собираем. А вы откуда будете? — с подозрением спросил он.

— Из Владивостока.

— А что здесь забыл-то, в Боголюбовке?

— Не могу ответить на этот вопрос точно. Наверное, название заинтересовало. Вообще я начинаю большой проект, хочу рассказать о жизни деревенской. Показать, так сказать, настоящую жизнь.

— Ну это правильно! Пусть там, наверху что сидят, посмотрят как мы здесь выживаем! Как деревня гниет изнутри, да и снаружи тоже. Все забыли о нас. Все.

— Так всё-таки, если все здесь подвязано на шишке, должны хорошо платить?

Наш разговор прервался. К Игорю полез обниматься мужчина, держащий в руке бутылку пива: «Да все у нас хорошо! Чё! Не наговаривай тут. Пойдем в дом, лучше.»
Мы прошли в дом к Игорю, где в сенях стоят уже «готовый к приему гостей» стол. Сам дом явно нуждался в капитальном ремонте — сырость и грибок делали свое дело. 
На столе начатая бутылка водки, несколько стаканов и чайная кружка. Под столом целая батарея стеклотары. Подождав, пока все ребята рассядутся, Игорь продолжил:

— Да вам, наверное, столько и не платят даже.

— Да, скорей всего не платят. Сколько у вас получается заработать за день?

— На человека можно поднять до 20 тысяч рублей, но это при очень хорошей шишке. А так, в среднем по 5 тысяч получаем.

— Сколько выходит за месяц?

— Да по разному… Работаем не каждый день, обычно неделю в тайге, а там отдыхаем. Ну за неделю можно до 50 тыс поднять.

Игорь немного рассказывает о своей работе.

Он шишкарь — человек, собирающий кедровый орех. Несмотря на столь высокий заработок, одет он весьма скромно: на нем потертый камуфляжный костюм, на ногах — стоптанные берцы. 
— Может все-таки выпьем, а? А то мне скоро уходить надо будет, — протягивает чайную кружку к столу рослый мужчина, стоящий за мои правым плечом.

Игорь устало хватает бутылку и разливает остатки водки по стаканам и кружкам: 

— Ну, за шишку! 
— За урожай, — подхватывает его стоящий позади меня. 
— Ты только про Боголюбовку плохого не пиши!

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...