Из портфолио
История метеоролога с русской Полярной станции
Отважным российским полярникам посвящается
13.10.2017
- Публикатор, Текст: Андрей Шапран (shapran)
- Фото: Дарья Никитина, Андрей Шапран
В последние годы кругом только и говорят об освоении Арктической зоны. Российская метеослужба на протяжении всего Советского периода находилась на самом краю этой территории, на передовой. От точности и своевременности прогнозов зависело многое и не только в Арктике.
Вместе с развалом страны благополучно развалили и службу полярных метеорологов. Отечественные видео и фотожурналисты на край арктической передовой практически не выбираются: фантастически дорого, а порой и бессмысленно, когда уже просто некуда лететь или плыть.
Что сегодня происходит в зоне "приема и обработки" погоды - в этой северной истории.
Вместе с развалом страны благополучно развалили и службу полярных метеорологов. Отечественные видео и фотожурналисты на край арктической передовой практически не выбираются: фантастически дорого, а порой и бессмысленно, когда уже просто некуда лететь или плыть.
Что сегодня происходит в зоне "приема и обработки" погоды - в этой северной истории.
Чукотка. Фрагмент полярной станции в окрестностях Энурмино (фото Андрея Шапрана)
Потеряв работу в далеком 2003 м году, она однажды оказалась перед дверьми Новосибирского метеорологического училища. Раннее сибирское утро, и надпись на рекламном плакате, которая гласила: «Наши выпускники работают в Якутии, на Крайнем Севере, на Сахалине». Крайний Север с этого момента стал пунктиком в ее голове.
Ровно через год у нее появилось право выбора места работы. И она выбрала – Землю Франца Иосифа за Полярным кругом.
Ровно через год у нее появилось право выбора места работы. И она выбрала – Землю Франца Иосифа за Полярным кругом.
Все последующие десять развивались по однажды выбранному сценарию.
Остров Вилькицкого (фото из архива Дарьи Никитиной)
ДН - Мы поехали через Архангельск, плыли на судне ледокольного типа, но поскольку судно было старенькое, все дальние рейсы были запрещены, оставалась одна прибрежная Арктика. А раньше пароход ходил и в Антарктиду. Задача команды парохода – развозить продукты по северным точкам и развозить метеорологов по Полярным станциям. Весь месяц нас кормили словно на убой: когда выходили с парохода на берег – на каждом штаны не застегивались.
Попала я на остров Вилькицкого в Карском море, хотя первоначально хотела попасть на землю Франца Иосифа, но по каким - то техническим причинам это направление было закрыто».
- Почему ты хотела именно на землю Франца Иосифа?
- Если подойдешь к карте – ты увидишь, что это и есть самый край земли. Дальше уже просто некуда двигаться. Но я попала в Диксоновское управление: весь Север был разбит – Диксоновское и Амдерминское управления. В рамках управлений существует кустовые станции, на которые стекается весь объем информации.
Еще на «Сомове» на борту был вертолет, при помощи экипажа которого я хотела попасть на землю Франца Иосифа самостоятельно – договорилась с капитаном, потом с начальником экспедиции, с экипажем «Сомова», и в итоге я проспала! Поднимаюсь на вертолетную площадку, еще работают винты у вертолетов, но авиатехники показывают руками – даже не думай!
Через несколько часов этот же вертолет привозит мужика – он весь в кровище, попал в лапы к медведю. Работали винты вертолета, мужчина обходил машину по периметру , медведь же зашел со спины, схватил за голову и понес.
- Если подойдешь к карте – ты увидишь, что это и есть самый край земли. Дальше уже просто некуда двигаться. Но я попала в Диксоновское управление: весь Север был разбит – Диксоновское и Амдерминское управления. В рамках управлений существует кустовые станции, на которые стекается весь объем информации.
Еще на «Сомове» на борту был вертолет, при помощи экипажа которого я хотела попасть на землю Франца Иосифа самостоятельно – договорилась с капитаном, потом с начальником экспедиции, с экипажем «Сомова», и в итоге я проспала! Поднимаюсь на вертолетную площадку, еще работают винты у вертолетов, но авиатехники показывают руками – даже не думай!
Через несколько часов этот же вертолет привозит мужика – он весь в кровище, попал в лапы к медведю. Работали винты вертолета, мужчина обходил машину по периметру , медведь же зашел со спины, схватил за голову и понес.
Чем дальше от материка, чем севернее – тем меньше страха у диких животных. На самом Крайнем Севере они не боятся уже ничего, поскольку они настолько голодные, что их не пугает ни техника, ни оружие. В этот раз мужчины полетели без оружия, с ними была только собака, которую какой - то строитель привез. Эта собака, обычная дворняга, и мужика у медведя.
- А кем был этот пострадавший человек?
- Он был начальником на станции Вилькицкого, куда мы ехали. Его естественно зашили, как смогли в лазарете, а затем сняли с парохода и санрейсом отправили на материк.
- А кем был этот пострадавший человек?
- Он был начальником на станции Вилькицкого, куда мы ехали. Его естественно зашили, как смогли в лазарете, а затем сняли с парохода и санрейсом отправили на материк.
Чем дальше от материка, чем севернее – тем меньше страха у диких животных. На самом Крайнем Севере они не боятся уже ничего, поскольку они настолько голодные, что их не пугает ни техника, ни оружие.
С ВИДОМ НА МОРЕ
Перед посадкой на остров Вилькицкий я попросила экипаж сделать экскурсию над нашим островом. За время полета мы успели выпить бутылку вина и бутылку пива на троих – и только вышли, у меня сразу же случилась истерика: я как посмотрела, куда я попала, забилась в истерическом хохоте. Смотрю в сторону, а там след медведя, еще совершенно свежий.
Заходим в дом – он модульного типа «Голубой горизонт» – длинный коридор и вдоль него идут жилые комнаты, кухня, рабочая, кабинет, санкомната, но главное – кухня с видом на море. На переднем плане маяк стоит настоящий деревянный, черно-белый маяк. Обалденный такой вид. Танька – моя одногруппница – ревет, я ржу – не могу остановиться, у обоих истерики.
Я говорю – «посмотри – окна с видом на море! Ты посмотри!»
Перед посадкой на остров Вилькицкий я попросила экипаж сделать экскурсию над нашим островом. За время полета мы успели выпить бутылку вина и бутылку пива на троих – и только вышли, у меня сразу же случилась истерика: я как посмотрела, куда я попала, забилась в истерическом хохоте. Смотрю в сторону, а там след медведя, еще совершенно свежий.
Заходим в дом – он модульного типа «Голубой горизонт» – длинный коридор и вдоль него идут жилые комнаты, кухня, рабочая, кабинет, санкомната, но главное – кухня с видом на море. На переднем плане маяк стоит настоящий деревянный, черно-белый маяк. Обалденный такой вид. Танька – моя одногруппница – ревет, я ржу – не могу остановиться, у обоих истерики.
Я говорю – «посмотри – окна с видом на море! Ты посмотри!»
Чукотка, побережье у полярной станции в окрестностях села Энурмино (фото Андрея Шапрана)
Я говорю – «посмотри – окна с видом на море! Ты посмотри!»
Для меня это было важно. Может быть, я просто плюсы старалась найти в этом месте в эти минуты, и оправдать свое появление на этом острове. Не знаю. Обычно, когда на станцию кто- то заезжает, а кто - то выезжает, накрывается «поляна». Все друзья-товарищи с «Сомова» в один голос задавали вопрос: «девки, куда вы лезете?! Куда вы приехали?!»
- А что бывают разные ситуации и можно на берег не выходить?
- Ситуации были разные – вплоть до того, что девчонки приезжали на станцию, садились обратно в вертолет и говорили «нет, я здесь работать не буду!»
- Что в таких случаях происходит с людьми?
- Предлагают работу, где есть, например, поселок, либо место рядом с поселком. Но я знала свой характер: могу и психануть, развернуться, уйти, я и попросилась на остров, чтобы не было точки возврата. Мне было интересно на себя посмотреть в такой ситуации, и кроме того, естественно, я ехала за большими деньгами. Но когда я увидела свою зарплату, я расстроилась. Мягко сказать.
- А что бывают разные ситуации и можно на берег не выходить?
- Ситуации были разные – вплоть до того, что девчонки приезжали на станцию, садились обратно в вертолет и говорили «нет, я здесь работать не буду!»
- Что в таких случаях происходит с людьми?
- Предлагают работу, где есть, например, поселок, либо место рядом с поселком. Но я знала свой характер: могу и психануть, развернуться, уйти, я и попросилась на остров, чтобы не было точки возврата. Мне было интересно на себя посмотреть в такой ситуации, и кроме того, естественно, я ехала за большими деньгами. Но когда я увидела свою зарплату, я расстроилась. Мягко сказать.
Ребята с Архангельской области едут на Север на заработки с реальных, но забытых деревень, и те деньги, которые им впоследствии на станциях платят – выглядят как будто хорошей оплатой. В своей глуши мальчик максимум, что может получить – пять тысяч рублей (в 2003-2004 годах и того меньше), на полярной станции у него заработок 17-20 тысяч. Тратить деньги негде – год или два живешь абсолютно безвыездно. Они возвращаются через два года с Севера, очень богатыми, покупают себе дома, покупают машины. Но отсидеть на Севере надо минимум два года, чтобы эти деньги заработать и тогда в твоей жизни что- то изменится. И происходит этого только у того, у кого хватает сил уехать, вырваться с Севера. А у кого только рубли или доллары в глазах – продолжают молотить за деньги. Причем практически бесплатно.
- А романтики на Севере уже не встречаются?
- Тот мужчина, начальник станции, которого медведь подрал по дороге – он был именно фанатиком, но не романтиком.
- А романтики на Севере уже не встречаются?
- Тот мужчина, начальник станции, которого медведь подрал по дороге – он был именно фанатиком, но не романтиком.
- А ты приехала в каком месяце?
- Четвертого октября. Накануне поездки меня предупредили, если выдержишь полгода, то дальше будет проще.
Я эти первые полгода скрипела зубами и терпела. Потом с приходом северного лета, когда растаял снег, но тепла все равно не было, я брала карабин и уходила в тундру, просто для того, чтобы не находиться на станции.
- Твое первое впечатление?
- Ты стоишь фактически на краю земли на станции, куришь и смотришь в море и понимаешь, что дальше ничего уже нет. И само это ощущение – что край земли – вот он, под твоими ногами.
- Четвертого октября. Накануне поездки меня предупредили, если выдержишь полгода, то дальше будет проще.
Я эти первые полгода скрипела зубами и терпела. Потом с приходом северного лета, когда растаял снег, но тепла все равно не было, я брала карабин и уходила в тундру, просто для того, чтобы не находиться на станции.
- Твое первое впечатление?
- Ты стоишь фактически на краю земли на станции, куришь и смотришь в море и понимаешь, что дальше ничего уже нет. И само это ощущение – что край земли – вот он, под твоими ногами.
Накануне поездки меня предупредили, если выдержишь полгода, то дальше будет проще.
ОСОБЕННОСТИ ЗИМОВКИ
На станции Стерлигова у мальчишки рванул кислотный аккумулятор, и обожгло глаза. Трое суток метеорологи переписывались с врачами, поскольку кроме всего прочего на станции не предусмотрены медикаменты, которые необходимы в подобных случаях, поскольку кроме того, что «промойте глаз», необходимо медикаментозное лечение. Кроме глаз у него пострадало лицо. Его вывезли, но вывезли на материк спустя неделю. Но так не должно быть.
Что про Полярные отдаленные станции говорить, когда на Диксоне у ребенка подозрение на аппендицит, и вертолет летит за ним ровно неделю. Но даже этот вертолет был не специально прилетевшим, а «мимо пролетающим», поскольку он летел к воякам по заданию.
Что про Полярные отдаленные станции говорить, когда на Диксоне у ребенка подозрение на аппендицит, и вертолет летит за ним ровно неделю. Но даже этот вертолет был не специально прилетевшим, а «мимо пролетающим», поскольку он летел к воякам по заданию.
Трое суток метеорологи переписывались с врачами, поскольку кроме всего прочего на станции не предусмотрены медикаменты, которые необходимы в подобных случаях, поскольку кроме того, что «промойте глаз», необходимо медикаментозное лечение.
За то время, что мы ехали на станцию, естественно, мы забыли все то, что сдавали на экзаменах в июне, прошло почти полгода. Потом надо было работать по радио. В первое время меня просто начинало трясти, потому что я понимала, что «это» слушает вся Арктика.
Начальник станции на меня орал: «ты метеоролог -- никакой! Ты радист -- никакой! Ты вообще – никакая!»
Естественно, в таком коллективе находиться долго не хотелось, в свободное время я брала карабин и уходила в тундру, где спала на гнездах бургомистров – гнезда большие, сухие…
Потом складывала гнезда на место и возвращалась на станцию.
Через год приехал другой начальник. Из старого состава остался только механик, и появилось двое новых мужчин. Так получилось, что с остатками старого топлива мы остались на этом острове на новую зимовку.
Естественно, в таком коллективе находиться долго не хотелось, в свободное время я брала карабин и уходила в тундру, где спала на гнездах бургомистров – гнезда большие, сухие…
Потом складывала гнезда на место и возвращалась на станцию.
Через год приехал другой начальник. Из старого состава остался только механик, и появилось двое новых мужчин. Так получилось, что с остатками старого топлива мы остались на этом острове на новую зимовку.
На острове Вилькицкого раньше располагалась военная часть, и наши мужчины мотались на «Буране» собирали остатки топлива по всему острову. Я же дежурила техником круглые сутки – работала за нас – троих, ребята в дом заходили только поесть, потом один человек ложился спать, а я садилась за руль «Бурана» и принимала участие в перевозке топлива, потому что на нашем острове это было уже на уровне выживания. Мы втроем так и пережили эту зиму. Потом, когда через год снова пришел «Сомов», нам предложили – «ищите топливо». Мы отказались и вынуждены были сняться со станции, и уехать в отпуск. Станцию законсервировали.
- Как отношения складывались во второй команде?
- Мы сработались за прошедший год и посмотрели, кто на что способен. То есть в той ситуации мы готовы были продолжить работу в том же составе и на том же месте, при условии нормального жизнеобеспечения. Но этого не случилось. Жить за гранью человеческого бесконечно невозможно.
- Как отношения складывались во второй команде?
- Мы сработались за прошедший год и посмотрели, кто на что способен. То есть в той ситуации мы готовы были продолжить работу в том же составе и на том же месте, при условии нормального жизнеобеспечения. Но этого не случилось. Жить за гранью человеческого бесконечно невозможно.
Жить за гранью человеческого бесконечно невозможно.
О ПОЛЬЗЕ МОРЗЯНКИ НА ПЛАНЕТЕ
Сегодня морзянку уже отменили и информацию передают только при помощи спутника. При этом информация теперь задерживается по оперативности на шесть часов.
Саму морзянку можно теперь услышать только на частотах у радиолюбителей. Вся информация при морзянке передается пятизначными группами – «температура воздуха -- пять знаков, температура почвы – пять знаков, давление – пять знаков, тенденция – пять знаков».
Вся эта работа должна занимать пятнадцать минут -- кодировка слов и передача информации.
У нас сегодня на станциях работают параллельно с людьми – автоматические комплексы. Но они ломаются. И получается, что станция из сети наблюдения просто выпадает, и никакие спутники погоду не дадут. Данные они снимают только с космоса: облачность, фронт, циклон, а то, что происходит на земле – направление ветра, давление, какие - то иные параметры, это делает лично наблюдатель, с этой работой не справится даже автоматизированная рабочая станция, только субъективное мнение наблюдателя дает объективный результат. Полагаясь на опыт работы и на массу различных величин и параметров.
Все думают, что спутники выдают лучшие показания по предстоящей погоде, но лучше чем люди и их наблюдения, на земле пока еще не придумали.
В то время метеорологи работали еще морзянкой: слышать ее – я плохо слышу, но передаю достаточно быстро. У морзянки есть два вида ключей для передачи – «лягушка», это то, что ты мог видеть и слышать в художественных фильмах, потом появились электронные ключи, информация на последних передается путем наклона ключа в ту или иную сторону, все это делается на сверхскоростях, но в любом случае морзянка – это «песня» и ее надо хотя бы раз в жизни услышать, чтобы полюбить.
Сегодня морзянку уже отменили и информацию передают только при помощи спутника. При этом информация теперь задерживается по оперативности на шесть часов.
Саму морзянку можно теперь услышать только на частотах у радиолюбителей. Вся информация при морзянке передается пятизначными группами – «температура воздуха -- пять знаков, температура почвы – пять знаков, давление – пять знаков, тенденция – пять знаков».
Вся эта работа должна занимать пятнадцать минут -- кодировка слов и передача информации.
У нас сегодня на станциях работают параллельно с людьми – автоматические комплексы. Но они ломаются. И получается, что станция из сети наблюдения просто выпадает, и никакие спутники погоду не дадут. Данные они снимают только с космоса: облачность, фронт, циклон, а то, что происходит на земле – направление ветра, давление, какие - то иные параметры, это делает лично наблюдатель, с этой работой не справится даже автоматизированная рабочая станция, только субъективное мнение наблюдателя дает объективный результат. Полагаясь на опыт работы и на массу различных величин и параметров.
Все думают, что спутники выдают лучшие показания по предстоящей погоде, но лучше чем люди и их наблюдения, на земле пока еще не придумали.
Все думают, что спутники выдают лучшие показания по предстоящей погоде, но лучше чем люди и их наблюдения, на земле пока еще не придумали.
Немаловажным фактором в этой цепочке является время: на Диксоновском направлении работает несколько станций. Каждая должна в течение до двадцати минут сдать всю свою информацию и передать ее в главное управление, В главном управлении работают синоптики, которые составляют карту: рисуют изобары и смотрят, в каком направлении движется циклон. Я, например, как метеоролог – сдаю осадки, направление ветра, давление, скорость ветра, облачность, они наносят всю эту разметку и составляют общий прогноз. При этом на земле метеорологи делают наблюдения через каждые три часа – независимо от погоды, скорости ветра и наличия света, скорость же передачи информации через спутник – происходит с задержкой в шесть часов, то есть когда такая информация приходит в центр, где собирают прогнозы, она никому уже не нужна. Поэтому в прежние времена так востребована была азбука Морзе -- вся информация передавалась оперативно – в течение минуты, радист отправил информацию начальнику смены, начальник смены собрал всю информацию со своего куста – на один лист, забил всей пачкой и в течение пяти минут в управлении ее получают. Контрольное время в подобных случаях – до тридцати минут. Сегодня последний радист остался в резерве на Диксоне. Остальные ставки все уже сокращены.
Чукотка, метеостанция "Уэлен" (фото Андрея Шапрана)
ОСТРОВ БЕЛЫЙ
Два года я уже отработала - отзимовала на Полярной станции, ехала в отпуск на «Сомове». Но на этот момент поменялся начальник экспедиции, который предложил поработать на станции Попова на острове Белом, куда отказались выходить на работу новые сотрудники.
До вечера я думала, потом согласилась с одним условием – ровно через полгода, меня вывозят с Белого любым способом. Ровно так и случилось: мы заехали 19-го октября, а 19 апреля – прилетел вертолет и увез меня со станции.
На Белом у нас комната была одна на двоих с начальником станции: я спала ночью, потому что он работал, он спал днем. Но там были и молодые специалисты – семейная пара, которые работать не могли совершенно. Я вставала и проверяла их работу, как старший техник, передавала заново данные за них.
- Тридцатые годы практически!
- Да! Но с одной стороны – интересно – есть, что вспомнить! С начальником мы не отдыхали вообще, постоянно приходилось контролировать этих неопытных молодых людей, которые даже не слышали свой радиопозывной.
При этом я работала на полставки поваром и у меня была ставка старшего техника: это полный контроль всего процесса, плюс обработка гидрологии, потому что начальнику в одиночку тащить это все на себе было тяжело.
Кроме того на нас двоих была охота и рыбалка – мы постоянно мотались на «Буране» то в тундру, то на море.
Но это была нормальна зимовка: я никогда никого не просила – «вынесите ведро, принесите мне мясо, попилите мне мясо!» Они сами все делали.
Два года я уже отработала - отзимовала на Полярной станции, ехала в отпуск на «Сомове». Но на этот момент поменялся начальник экспедиции, который предложил поработать на станции Попова на острове Белом, куда отказались выходить на работу новые сотрудники.
До вечера я думала, потом согласилась с одним условием – ровно через полгода, меня вывозят с Белого любым способом. Ровно так и случилось: мы заехали 19-го октября, а 19 апреля – прилетел вертолет и увез меня со станции.
На Белом у нас комната была одна на двоих с начальником станции: я спала ночью, потому что он работал, он спал днем. Но там были и молодые специалисты – семейная пара, которые работать не могли совершенно. Я вставала и проверяла их работу, как старший техник, передавала заново данные за них.
- Тридцатые годы практически!
- Да! Но с одной стороны – интересно – есть, что вспомнить! С начальником мы не отдыхали вообще, постоянно приходилось контролировать этих неопытных молодых людей, которые даже не слышали свой радиопозывной.
При этом я работала на полставки поваром и у меня была ставка старшего техника: это полный контроль всего процесса, плюс обработка гидрологии, потому что начальнику в одиночку тащить это все на себе было тяжело.
Кроме того на нас двоих была охота и рыбалка – мы постоянно мотались на «Буране» то в тундру, то на море.
Я привыкла – начальник на станции – любит манную кашу, я варила ему манную кашу. Он заходил на кухню, я ему выливала, он заходил на кухню, я ставила тарелку на стол, потом вставал второй – я быстро варила рисовую кашу и так постоянно.
Но это была нормальна зимовка: я никогда никого не просила – «вынесите ведро, принесите мне мясо, попилите мне мясо!» Они сами все делали.
Но это была нормальна зимовка: я никогда никого не просила – «вынесите ведро, принесите мне мясо, попилите мне мясо!» Они сами все делали.
ПРО БЕЛЫХ МЕДВЕДЕЙ
Первый раз белых медведей увидела на Вильгицком из окна: уже было светло и он стоит – такой белый, пушистый, просто классный! Медведь огромный, но при этом в нем столько грации и мощи одновременно…Потом следующая встреча случилась, когда я спускалась по лестнице – примерно с высоты в 2.5 метра, дом находился на сваях, и слышу что то где- то шипит. Шипит как кошка, но только очень сильно, понять ничего не могу, а в кармане постоянно ношу ракетницу. Вижу – вот он, красавец! Прямо под домом. Я не помню, как пролетела все эти двадцать ступенек наверх, в один или в два шага преодолела, но я даже ракетницу не успела из кармана вытащить. А это был всего лишь медвежонок, еще маленький. Он тоже убежал.А потом медведи стали подбираться все ближе и ближе. И я оказалась в какой - то безвыходной ситуации.
Первый раз белых медведей увидела на Вильгицком из окна: уже было светло и он стоит – такой белый, пушистый, просто классный! Медведь огромный, но при этом в нем столько грации и мощи одновременно…Потом следующая встреча случилась, когда я спускалась по лестнице – примерно с высоты в 2.5 метра, дом находился на сваях, и слышу что то где- то шипит. Шипит как кошка, но только очень сильно, понять ничего не могу, а в кармане постоянно ношу ракетницу. Вижу – вот он, красавец! Прямо под домом. Я не помню, как пролетела все эти двадцать ступенек наверх, в один или в два шага преодолела, но я даже ракетницу не успела из кармана вытащить. А это был всего лишь медвежонок, еще маленький. Он тоже убежал.
Однажды была метель, когда идет снег – обычно становится тепло. Надо было пройти из дома на площадку: мы проверяли механку – смотрели дизеля – это сердце станции, которое постоянно надо наблюдать. Ветер южный, а с севера – идет ко мне неземная красота – и он меня уже почувствовал, потому что ветер от меня в южную сторону, и бежать уже бесполезно: прыжок у медведей – шесть метров. Я остановилась, зарядила ракетницу, стою одна посередине поля как флюгер, и никуда уже не добежать. С медведем нас разделяло метров сорок. Он идет в развалочку – на запах, зрение то у медведей плохое. Стреляю в него один раз – от шкуры только огненный мячик отскочил. Медведь с мячиком поиграл, огонь потух, снова идет на меня. С собой всегда ношу пять патронов. Все пять я в тот раз отстреляла. Когда патроны кончились, понимаю, что надо бежать. Делаю вид, что перезаряжаю ракетницу, а сама бочком-бочком влетаю в механку, закрываю дверь, и ору в телефонную трубку – «В-дя, В-дя, медведь!» «Где?» «Откуда я теперь знаю – где?!»
"Набор для выхода на "срок" (фото из архива Дарьи Никитиной)
фото из архива Дарьи Никитиной
Ребята вышли вдвоем меня спасать и шуганули его – тогда еще карабины на метеостанциях были. Но у нашего карабина прицел был сбитый и попасть в кого бы то ни было – практически было невозможно.
Так они меня и вывели – там же кругом сугробы наметены: надо и за дорогой смотреть, когда идешь, и по сторонам смотреть, чтобы в лапы к зверю не попасть.
…
Вечером я прихожу с синоптического срока – в определенное время делается по Гринвичу нулевой меридиан, такая практика сбора информации принята во всем мире. Начальник спит. И я за него иду – делаю вечерний «срок», чтобы он поспал подольше, потому что вставать вечером все равно тяжело, а мне без разницы – я на дежурстве и все равно не сплю. Сижу за рабочим столом и слышу что - то там за окном – что -то шуршит. Поднимаю глаза и вижу – вот он красавец – здоровый, красивый, в лунном свете. Выключаю свет в комнате, иду к нашей молодежи и говорю – «медведь пришел. Идите к окну посмотрите! Только свет не включайте от греха подальше». И тут у молодежи начинается истерика: «А-а-а, я больше на улицу не пойду!»
Так они меня и вывели – там же кругом сугробы наметены: надо и за дорогой смотреть, когда идешь, и по сторонам смотреть, чтобы в лапы к зверю не попасть.
…
Вечером я прихожу с синоптического срока – в определенное время делается по Гринвичу нулевой меридиан, такая практика сбора информации принята во всем мире. Начальник спит. И я за него иду – делаю вечерний «срок», чтобы он поспал подольше, потому что вставать вечером все равно тяжело, а мне без разницы – я на дежурстве и все равно не сплю. Сижу за рабочим столом и слышу что - то там за окном – что -то шуршит. Поднимаю глаза и вижу – вот он красавец – здоровый, красивый, в лунном свете. Выключаю свет в комнате, иду к нашей молодежи и говорю – «медведь пришел. Идите к окну посмотрите! Только свет не включайте от греха подальше». И тут у молодежи начинается истерика: «А-а-а, я больше на улицу не пойду!»
А он стоит прямо возле окна – такая красота, такая прелесть. Я говорю: «оружие есть? Значит, берем с собой, когда выходим! А как по - другому?»
У меня тогда еще фотоаппарат был – мыльница такая – пленочная, меня два с половиной года не было на материке – в то время появились уже цифровые камеры, но они и стоили тридцать тысяч рублей, больше моей зарплаты, и я выхожу за дверь и выманиваю медведя свистом. Между нами только ступеньки, но я его фотографирую. Он на меня шипит, я на него шиплю, но у меня от страха вся шерсть на теле дыбом встает. Но и удивление на его морде тоже надо было видеть!
У меня тогда еще фотоаппарат был – мыльница такая – пленочная, меня два с половиной года не было на материке – в то время появились уже цифровые камеры, но они и стоили тридцать тысяч рублей, больше моей зарплаты, и я выхожу за дверь и выманиваю медведя свистом. Между нами только ступеньки, но я его фотографирую. Он на меня шипит, я на него шиплю, но у меня от страха вся шерсть на теле дыбом встает. Но и удивление на его морде тоже надо было видеть!
-- А мы отписывались – «что пришел медведь, пропущен «срок» и работа потому не сделана»
…
Еще была история: пришла эта мамашка с детенышами, двумя колобками, и оба ко мне подлетают. Я понимаю – сейчас мамашка вернется за ними. Но собака по кличке Глюк начала с ними играть. Ну, думаю – все, медведица сейчас придет – она его порвет! Смотрю в окно, нет – играют! Она с ним играет. Я выхожу на улицу, время идти на «срок», Глюк слышит, что открылась дверь, а медведица только отвернулась от него и пошла с медвежатами, наигралась, Глюк видит, что я выхожу и «гав!» Медведица разворачивается и бьет его лапой по заднице! За Глюка было реально страшно – встанет или не встанет после такого удара. Но Глюк встал.
- А вы?
- А мы отписывались – «что пришел медведь, пропущен «срок» и работа потому не сделана». Либо делали с опозданием, когда медведь уходил.
Еще была история: пришла эта мамашка с детенышами, двумя колобками, и оба ко мне подлетают. Я понимаю – сейчас мамашка вернется за ними. Но собака по кличке Глюк начала с ними играть. Ну, думаю – все, медведица сейчас придет – она его порвет! Смотрю в окно, нет – играют! Она с ним играет. Я выхожу на улицу, время идти на «срок», Глюк слышит, что открылась дверь, а медведица только отвернулась от него и пошла с медвежатами, наигралась, Глюк видит, что я выхожу и «гав!» Медведица разворачивается и бьет его лапой по заднице! За Глюка было реально страшно – встанет или не встанет после такого удара. Но Глюк встал.
- А вы?
- А мы отписывались – «что пришел медведь, пропущен «срок» и работа потому не сделана». Либо делали с опозданием, когда медведь уходил.
Но это была самая страшная из встреч с белыми медведями.
А потом мы однажды отстреливались с начальником станции от медведя, и было реально страшно, и мне казалось, что уже действительно конец пришел.
После хорошей метели нас серьезно занесло снегом, и парень-метеоролог вместе с начальником вылезли через окно на кухне, чтобы откопать вход. В этот раз все входные двери снегом занесло - долгая и беспросветная была метель. Дверь открывалась вовнутрь, как положено, но за ней стояла стена снега, и в этой стене надо было прокопать туннель метра четыре. Туннель мы прокопали, я стою – смотрю в окно: светит яркое солнце, и идет медведь. Подходит механик – говорит: «О! второй идет». Смотрим: идут два абсолютно одинаковых огромных белых медведя. Парами медведи обычно не ходят, а здесь двое и идут целенаправленно к станции. А время то уже снова на «срок». Молодежь наша сразу объявила: «не пойдем!» И мы вдвоем с начальником пошли на площадку. Делаем свои дела, разворачиваемся, подходим к дому, и вот они оба выруливают и прямо на нас! За нами только тоннель, мы в него заходим, медведи за нами. И мы уже до двери дошли, а начальник здоровый, прижал меня к двери спиной, и я не могу под тяжестью его веса развернуться, и дернуть за веревку, чтобы ввалиться в дом. А медведица уже напирает на нас. И вот пока начальник не попал выстрелом в ее нос, а выстрел из ракетницы равносилен удару кувалдой, она не ушла. От страха за дверью мы оба потеряли силы.
Но это была самая страшная из встреч с белыми медведями.
После хорошей метели нас серьезно занесло снегом, и парень-метеоролог вместе с начальником вылезли через окно на кухне, чтобы откопать вход. В этот раз все входные двери снегом занесло - долгая и беспросветная была метель. Дверь открывалась вовнутрь, как положено, но за ней стояла стена снега, и в этой стене надо было прокопать туннель метра четыре. Туннель мы прокопали, я стою – смотрю в окно: светит яркое солнце, и идет медведь. Подходит механик – говорит: «О! второй идет». Смотрим: идут два абсолютно одинаковых огромных белых медведя. Парами медведи обычно не ходят, а здесь двое и идут целенаправленно к станции. А время то уже снова на «срок». Молодежь наша сразу объявила: «не пойдем!» И мы вдвоем с начальником пошли на площадку. Делаем свои дела, разворачиваемся, подходим к дому, и вот они оба выруливают и прямо на нас! За нами только тоннель, мы в него заходим, медведи за нами. И мы уже до двери дошли, а начальник здоровый, прижал меня к двери спиной, и я не могу под тяжестью его веса развернуться, и дернуть за веревку, чтобы ввалиться в дом. А медведица уже напирает на нас. И вот пока начальник не попал выстрелом в ее нос, а выстрел из ракетницы равносилен удару кувалдой, она не ушла. От страха за дверью мы оба потеряли силы.
Но это была самая страшная из встреч с белыми медведями.
Чукотка, действующая полярная станция "Уэлен" (фото Андрея Шапрана)
«ОТДЕЛИТЕ ОН НЕГО ГОЛОВУ…»
А на Вилькицком на меня еще песец бросался бешенный. Я никогда не думала, что смогу так пнуть животное. Но дикое животное кидается с кровавой мордой и безумным взглядом, ты его пинаешь кирзачом по голове, потому что он на тебя уже летит, но он встает и опять кидается на тебя. И я понимаю, если я развернусь и побегу – он кинется вслед, и будет – минимум сорок уколов в живот.
Потом, когда работала на станции на острове Белом, я слышала историю – на станции Мари Сале – на Ямале, песец укусил механика. И там была такая переписка: «возьмите тушку песца, отделите от него голову»
А если этот песец свалил в свою тундру?!
И там была такая переписка: «возьмите тушку песца, отделите от него голову»
- Как переживаешь полярную ночь?
- Поскольку я люблю темноту – полярную ночь переживаю намного легче: мне нравятся сумерки, мне нравится темнота. Когда ночью зимой идет медведь, а кругом лунный пейзаж – похоже, будто идут два человека, так хрустит снег. И когда долго живешь на станции, учишься отделять звуки дизеля от каких - то посторонних звуков. Включается какой - то дополнительный резерв в организме, который помогает тебе выживать в этих новых условиях. На Стерлигова еще и волки полярные были, но при моем зрении – я принимала их за наших собак.
- А рабочая площадка далеко от жилья находится?
- Недалеко в принципе, но две ноги или четыре ноги – разные вещи. И с ракетницой от стаи волков ты уже не отобьешься. И про собак, я потом слышала на Стерлигова, вожак, а он был очень старый, все-таки погиб. И именно на Стерлигова собаки не раз меня спасали – с моря иду, никого в округе нет, и вдруг выныривает – такой огромный! Я расстреливаю все свои патроны в ракетнице, и на звук прибегают собаки. Но они его не видят, только чуют. Я беру за лапы вожака - Пирата поднимаю – показываю – смотри! И только тогда вздыхаю с облегчением.
- Поскольку я люблю темноту – полярную ночь переживаю намного легче: мне нравятся сумерки, мне нравится темнота. Когда ночью зимой идет медведь, а кругом лунный пейзаж – похоже, будто идут два человека, так хрустит снег. И когда долго живешь на станции, учишься отделять звуки дизеля от каких - то посторонних звуков. Включается какой - то дополнительный резерв в организме, который помогает тебе выживать в этих новых условиях. На Стерлигова еще и волки полярные были, но при моем зрении – я принимала их за наших собак.
- А рабочая площадка далеко от жилья находится?
- Недалеко в принципе, но две ноги или четыре ноги – разные вещи. И с ракетницой от стаи волков ты уже не отобьешься. И про собак, я потом слышала на Стерлигова, вожак, а он был очень старый, все-таки погиб. И именно на Стерлигова собаки не раз меня спасали – с моря иду, никого в округе нет, и вдруг выныривает – такой огромный! Я расстреливаю все свои патроны в ракетнице, и на звук прибегают собаки. Но они его не видят, только чуют. Я беру за лапы вожака - Пирата поднимаю – показываю – смотри! И только тогда вздыхаю с облегчением.
Надо быть полным придурком на Полярной станции, чтобы забыть закрыть дверь. Потом тяжеловато будет выгонять такого гостя.
У нас медведь и на футштоке лежал, это прибор для измерения уровня воды в море. Один раз в шесть часов надо было ходить – делать измерения и на этом месте. И вот мы сидим – ждем, когда медведь уйдет. А медведь лежит и ждет, когда нерпа приплывет. Радист спрашивает показания с моря, а мы отвечаем – у нас медведь охотится. И ничего не сделаешь – сидишь, ждешь, пока завершится медвежья охота.
На Белом была такая заброшенная огромная станция, по всей видимости, обсерватория. Она была вся в инее от постоянных метелей. Окна на станции были разбиты, а под ними красовались следы от медвежьих лап и когтей, которые пытались попасть вовнутрь станции – но пролазила только медвежья морда в разбитое окно, а медвежья задница в эти проемы не проходила.
- А вообще – были случаи, когда медведям удавалось попасть в жилые дома или станции с людьми?
- Конечно, нет, ведь двери постоянно закрывались на замок!
- А если кто – то забывал закрыть входную дверь?
- Ну, надо быть полным придурком на Полярной станции, чтобы забыть закрыть дверь. Потом тяжеловато будет выгонять такого гостя.
На Белом была такая заброшенная огромная станция, по всей видимости, обсерватория. Она была вся в инее от постоянных метелей. Окна на станции были разбиты, а под ними красовались следы от медвежьих лап и когтей, которые пытались попасть вовнутрь станции – но пролазила только медвежья морда в разбитое окно, а медвежья задница в эти проемы не проходила.
- А вообще – были случаи, когда медведям удавалось попасть в жилые дома или станции с людьми?
- Конечно, нет, ведь двери постоянно закрывались на замок!
- А если кто – то забывал закрыть входную дверь?
- Ну, надо быть полным придурком на Полярной станции, чтобы забыть закрыть дверь. Потом тяжеловато будет выгонять такого гостя.
Чукотка, действующая полярная метеостанция "Уэлен" (фото Андрея Шапрана)
О ВРЕДЕ КОНСЕРВАЦИИ
- Сколько таких полярных станций сегодня осталось на Крайнем Севере?
- До перестройки в Диксоновском управлении было около двадцати полярных станций. Теперь сохранилось может быть семь-восемь. Их все время закрывают – закрывают и закрывают под предлогом консервации. Но после консервации на остров Вилькицкий приезжали местные ненцы на снегоходах и тогда станцию практически не восстановить. Они разбирают дизеля и увозят оборудование. То есть наступает полный разгром.
- Остановить этот процесс как то возможно?
-- На самом деле, если хотят законсервировать станцию и потом восстановить – оставляют человека для охраны. Если не хотят – вывозят всех людей, и станцию бросают на произвол судьбы. Ненцы это понимают, как и мы. За десять лет, которые я проработала на Полярных станциях – не было восстановлено ни одной Полярной станции.
- То есть их количество по твоим приблизительным расчетам только в Диксоновском управлении сократилось более чем в два раза?
- Фактически да.
- Сколько таких полярных станций сегодня осталось на Крайнем Севере?
- До перестройки в Диксоновском управлении было около двадцати полярных станций. Теперь сохранилось может быть семь-восемь. Их все время закрывают – закрывают и закрывают под предлогом консервации. Но после консервации на остров Вилькицкий приезжали местные ненцы на снегоходах и тогда станцию практически не восстановить. Они разбирают дизеля и увозят оборудование. То есть наступает полный разгром.
- Остановить этот процесс как то возможно?
-- На самом деле, если хотят законсервировать станцию и потом восстановить – оставляют человека для охраны. Если не хотят – вывозят всех людей, и станцию бросают на произвол судьбы. Ненцы это понимают, как и мы. За десять лет, которые я проработала на Полярных станциях – не было восстановлено ни одной Полярной станции.
- То есть их количество по твоим приблизительным расчетам только в Диксоновском управлении сократилось более чем в два раза?
- Фактически да.
За десять лет, которые я проработала на Полярных станциях – не было восстановлено ни одной Полярной станции.
Законсервированная полярная станция на северо-восточном побережье Чукотки, окрестности национального села Энурмино (фото Андрея Шапрана)
Чукотка, арктическое побережье, фрагмент законсервированной полярной станции "мыс Шмидта" (фото Андрея Шапрана)
ПРО НЕПОГОДУ
Байка от метеорологов: идет «Сомов», принимает информацию от метеоролога, который сдает свою погоду в определенное время – сильный ветер, зима, но контролирующая и принимающая организация пишет в ответ – "при таком сильном ветре не может быть такой видимости, проверьте информацию еще раз и исправьте ошибку!"
Метеоролог не долго думая, отвечает – «я все понимаю, но ветер сдул весь снег, а пролетающие мимо окна двухсотлитровые бочки с топливом видимости не ухудшают!»
Пролетающие мимо окна двухсотлитровые бочки с топливом видимости не ухудшают!
Самый большой ветер при моем дежурстве был – 35 метров в секунду. У нас дом, в котором мы жили – ходил ходуном, у меня ложка в кружке, которая стояла на столе, дрожала как в поезде – тррррр…У нас в такой ветер повырывало все короба, унесло флюгер, даже аппаратура не выдерживала такой непогоды, но и это был не предел для Севера.
- Но кроме быстрого ветра, есть еще низкая температура?
- На Севере все думают – очень холодно, но при этом забывают о теплом течении Гольфстрим. Оно здесь далековато, но на севере есть такая особенность, когда дует ветер с севера, у нас становится теплее. И наоборот, когда дует южный ветер, мы начинаем замерзать.
Летом происходит противоположная реакция. Самая минимальная температура зимой – 46-48 градусов, ниже не бывает. Но, если там есть ветер, а ветер есть всегда – начинается особенное веселье. На Диксоне у меня есть очки, к ним пристегивается маска, потому что без этой охраны – просто лопнет от мороза лицо. Руки отмораживаются на севере – во вторую очередь.
- Но кроме быстрого ветра, есть еще низкая температура?
- На Севере все думают – очень холодно, но при этом забывают о теплом течении Гольфстрим. Оно здесь далековато, но на севере есть такая особенность, когда дует ветер с севера, у нас становится теплее. И наоборот, когда дует южный ветер, мы начинаем замерзать.
Летом происходит противоположная реакция. Самая минимальная температура зимой – 46-48 градусов, ниже не бывает. Но, если там есть ветер, а ветер есть всегда – начинается особенное веселье. На Диксоне у меня есть очки, к ним пристегивается маска, потому что без этой охраны – просто лопнет от мороза лицо. Руки отмораживаются на севере – во вторую очередь.
- Одежда на Севере у метеорологов специальная?
- Нам выдали самую простую и дешевую одежду, как всегда, наверное пошитую специально для зэков. Потому что когда едешь на снегоходе – руки отмерзают и куртка продувается насквозь. Летом она вся промокает под дождем.
- Нам выдали самую простую и дешевую одежду, как всегда, наверное пошитую специально для зэков. Потому что когда едешь на снегоходе – руки отмерзают и куртка продувается насквозь. Летом она вся промокает под дождем.
Нам выдали самую простую и дешевую одежду, как всегда, наверное пошитую специально для зэков
ДИКСОН
Про Диксон я тебе сегодня говорила – что такое Диксон – это туман и сплетни.
Я очень жалею, что застряла на Диксоне, лучше бы в это время работала на других Полярных станциях. Я ждала попутный борт, и должна была лететь на Челюскин, там находится военная часть, и я рассчитывала на военный вертолет. Но вертушек не было, и я задержалась и там же вышла замуж.
Позже мы встретились с однокурсником, он шел на «Сомове». Он -- начальник на станции Голымянной на острове Среднем – это Северная земля, звал меня – «Поехали!» Но поездка не состоялась – весь штат на острове был забит людьми. Через какое - то время люди разбежались, потому что все приезжают в первый раз и думают, что будет круто, а когда осматриваются – понимают, что попадают в замкнутое пространство, и покидать территорию станции ты не имеешь права: мало ли что с тобой случится и отвечать будет только начальник станции. Но это не надо ни одному начальнику, потому – табу и никто никуда не ходит.
Про Диксон я тебе сегодня говорила – что такое Диксон – это туман и сплетни.
Я очень жалею, что застряла на Диксоне, лучше бы в это время работала на других Полярных станциях. Я ждала попутный борт, и должна была лететь на Челюскин, там находится военная часть, и я рассчитывала на военный вертолет. Но вертушек не было, и я задержалась и там же вышла замуж.
Позже мы встретились с однокурсником, он шел на «Сомове». Он -- начальник на станции Голымянной на острове Среднем – это Северная земля, звал меня – «Поехали!» Но поездка не состоялась – весь штат на острове был забит людьми. Через какое - то время люди разбежались, потому что все приезжают в первый раз и думают, что будет круто, а когда осматриваются – понимают, что попадают в замкнутое пространство, и покидать территорию станции ты не имеешь права: мало ли что с тобой случится и отвечать будет только начальник станции. Но это не надо ни одному начальнику, потому – табу и никто никуда не ходит.
НЕ ДЕТСКИЙ СЕВЕР
На Диксоне ветра такие сильные бывают. Тридцать пять метров в секунду было тогда, когда у меня сына не было. И я жила в доме, который находился как раз в области «трубы» - ветра там дуют преимущественно – с севера и с юга. И если в Норильске дома выстроены чаще всего – как попало, то на Диксоне все подъезды в жилых домах ориентированы на западную сторону. И в моем доме выходило так, когда выходишь на улицу и открываешь дверь – держать ее нет смысла – все равно вырвет и унесет вместе с тобой, узкое же пространство, созданное и ограниченное близкостоящими домами, только усиливает ветра на Диксоне.
В такой день уже с сыном мы выходим на улицу и, пока он спускается с крыльца и держится за перила – ничего не происходит, но только ему стоило сойти на землю с последней ступеньки, ноги его зависают в воздухе параллельно земле, одной рукой он держится за мою руку, и в такой позе становится похожим на целлофановый пакетик, который треплется на ветру. Вес ребенка при этом уже был достаточно приличным – весил он 10-12 килограммов.
Второй случай случился уже зимой, когда везла его на санках в детский сад. Везла быстро – бегом, поскольку надо было раздеть и сдать ребенка воспитательнице, и надо сразу возвращаться на вездеход. Делаю последние шаги до крыльца и тут понимаю, что санки на веревке болтаются как тот пакетик, а сына Валерки в санках уже нет. То есть ветер перевернул санки и унес моего ребенка. Я иду по направлению ветра на его поиски. К моему счастью прямо за садиком стоял забор, который основательно припорошило снегом и ребенок катится как перекати-поле в направлении этого забора. Катится и орет – «мама!»…Я догнала его уже на каком - то сугробе, прижала к себе и снова понесла в садик.
Там действительно весело – на Диксоне – в смысле непогоды. Однажды выхожу на улицу из магазина, дверь открывается не по правилам -- наружу. Дует южный ветер. Выхожу и вижу такую картину: крепкий дядька, килограммов под девяносто, за дверную ручку схватился, и его уже оторвало от земли. Я ему ору: «брось ручку!» А он – «так дверь же сломается!» «А если ты сломаешься, это ничего?!»
На Диксоне ветра такие сильные бывают. Тридцать пять метров в секунду было тогда, когда у меня сына не было. И я жила в доме, который находился как раз в области «трубы» - ветра там дуют преимущественно – с севера и с юга. И если в Норильске дома выстроены чаще всего – как попало, то на Диксоне все подъезды в жилых домах ориентированы на западную сторону. И в моем доме выходило так, когда выходишь на улицу и открываешь дверь – держать ее нет смысла – все равно вырвет и унесет вместе с тобой, узкое же пространство, созданное и ограниченное близкостоящими домами, только усиливает ветра на Диксоне.
В такой день уже с сыном мы выходим на улицу и, пока он спускается с крыльца и держится за перила – ничего не происходит, но только ему стоило сойти на землю с последней ступеньки, ноги его зависают в воздухе параллельно земле, одной рукой он держится за мою руку, и в такой позе становится похожим на целлофановый пакетик, который треплется на ветру. Вес ребенка при этом уже был достаточно приличным – весил он 10-12 килограммов.
Второй случай случился уже зимой, когда везла его на санках в детский сад. Везла быстро – бегом, поскольку надо было раздеть и сдать ребенка воспитательнице, и надо сразу возвращаться на вездеход. Делаю последние шаги до крыльца и тут понимаю, что санки на веревке болтаются как тот пакетик, а сына Валерки в санках уже нет. То есть ветер перевернул санки и унес моего ребенка. Я иду по направлению ветра на его поиски. К моему счастью прямо за садиком стоял забор, который основательно припорошило снегом и ребенок катится как перекати-поле в направлении этого забора. Катится и орет – «мама!»…Я догнала его уже на каком - то сугробе, прижала к себе и снова понесла в садик.
Там действительно весело – на Диксоне – в смысле непогоды. Однажды выхожу на улицу из магазина, дверь открывается не по правилам -- наружу. Дует южный ветер. Выхожу и вижу такую картину: крепкий дядька, килограммов под девяносто, за дверную ручку схватился, и его уже оторвало от земли. Я ему ору: «брось ручку!» А он – «так дверь же сломается!» «А если ты сломаешься, это ничего?!»
На Диксоне все просто -- чуть щелку делаешь, и дверь просто вырывает вместе с тобой.
Иметь ребенка на Крайнем Севере и болеть – это очень страшно. Я своего сына привезла на Север, когда ему исполнился год и восемь месяцев. И увезла с Севера в июле – через полтора года. Не хочу, чтобы он жил в условиях, где нет солнца, где нет фруктов, где нет возможности погулять в обычных условиях, после садика надо бежать домой, потому постоянно холодно, потому что темно, потому что белые медведи ходят, потому что рядом с ним постоянно собаки бродячие с него ростом бегают.
Иметь ребенка на Крайнем Севере и болеть – это очень страшно
- А были случаи нападения собак на людей на Диксоне?
- Я сама с острова, когда переехала на Диксон, собаки на меня кидались как на чужую, при этом я успевала их разбрасывать ногами.
СЕВЕРНЫЙ МИФ
- Ты рассказывала о зарплате.
- Я сама с острова, когда переехала на Диксон, собаки на меня кидались как на чужую, при этом я успевала их разбрасывать ногами.
СЕВЕРНЫЙ МИФ
- Ты рассказывала о зарплате.
- Оклад на полярной котельное – в девять тысяч рублей, а у нас – метеорологов – оклад всего четыре тысячи восемьдесят, плюс сто процентов северной «полярки», при этом – у нас же самый большой коэффициент – два-ноль, за счет того, что у нас остров. Без обработки мы получаем в лучшем случае северный максимум -- двадцать тысяч рублей. Но мы год учимся по специальности, чтобы стать специалистами. На котельной же люди работают без образования и заработок у них в два раза выше.
На севере я поняла, что выбрала не ту профессию. Но списка высокооплачиваемых работ на станции просто не существует.
- Твоя должность на станциях?
- Я теперь метеоролог второй категории, по старой системе – это шестой разряд. Старший метеоролог – это седьмой разряд. И так далее – до 13-14-го разряда, это начальник УГМС, объединенной гидрометеостанции, в которую входит гидрология, аэрология, метеорология, радиометрия и проч.
На севере я поняла, что выбрала не ту профессию. Но списка высокооплачиваемых работ на станции просто не существует.
- Твоя должность на станциях?
- Я теперь метеоролог второй категории, по старой системе – это шестой разряд. Старший метеоролог – это седьмой разряд. И так далее – до 13-14-го разряда, это начальник УГМС, объединенной гидрометеостанции, в которую входит гидрология, аэрология, метеорология, радиометрия и проч.
ПРО РОМАНТИКУ
На станции, когда сидишь и работаешь, видишь какой - нибудь кораблик в море на горизонте, если есть желание пообщаться выходишь на 16-й канал – это зона действия до 16и километров. Дальше – на 17-18-м километре – наш разговор уже не услышат.
Это было на Стерлигове - стояла страшная жара и последней моей жертвой было гидрографическое судно и капитана звали Александр Геннадьевич.
На Стерлигова на станции мы затеяли ремонт, он длился очень долго, мы перекрасили 300 квадратов площади: стоял огромный двухэтажный дом: красили, белили, клеили, то есть дом приводили в порядок. Начальник называл меня – нарушитель спокойствия. Я крашу на улице – жарища неимоверная, смотрю на море – там кораблик идет, подхожу к начальнику и говорю – «кораблик! Может поболтаем?» Он говорит – «может и поболтаем». «Ну, я пойду пальну?» «Ну, иди – пальни».
Я стреляю из ракетницы и сразу на 16-й канал – «проходящее судно полярной станции…» – ну, и как же моряки не отзовутся на женский голос?! Я спрашиваю: «а как вы называетесь?» Слышу – народ там в рубке собрался и ржет. Капитан отвечает: «Александр Геннадьевич, но для вас можно просто – Шура». Я говорю. «Ну, знаете Александр Геннадьевич, Шура – это минимум по -детски!» Вся рубка взорвалась.
Александр Геннадьевич в конце концов признается – «вы даже не догадываетесь, как мы хотим к вам в гости». На что отвечаю – «вы даже не представляете, как мы хотим, чтобы вы к нам приехали!» А сама кошусь на своего начальника.
И задумали мы обмен -- рыбу в обмен на фрукты-овощи.
Но у нас летом такой накат бывает, что к берегу просто так не подойти. А если даже подойти удастся, то не удастся выйти снова в море. Так оно и случилось.
На станции, когда сидишь и работаешь, видишь какой - нибудь кораблик в море на горизонте, если есть желание пообщаться выходишь на 16-й канал – это зона действия до 16и километров. Дальше – на 17-18-м километре – наш разговор уже не услышат.
Это было на Стерлигове - стояла страшная жара и последней моей жертвой было гидрографическое судно и капитана звали Александр Геннадьевич.
На Стерлигова на станции мы затеяли ремонт, он длился очень долго, мы перекрасили 300 квадратов площади: стоял огромный двухэтажный дом: красили, белили, клеили, то есть дом приводили в порядок. Начальник называл меня – нарушитель спокойствия. Я крашу на улице – жарища неимоверная, смотрю на море – там кораблик идет, подхожу к начальнику и говорю – «кораблик! Может поболтаем?» Он говорит – «может и поболтаем». «Ну, я пойду пальну?» «Ну, иди – пальни».
Я стреляю из ракетницы и сразу на 16-й канал – «проходящее судно полярной станции…» – ну, и как же моряки не отзовутся на женский голос?! Я спрашиваю: «а как вы называетесь?» Слышу – народ там в рубке собрался и ржет. Капитан отвечает: «Александр Геннадьевич, но для вас можно просто – Шура». Я говорю. «Ну, знаете Александр Геннадьевич, Шура – это минимум по -детски!» Вся рубка взорвалась.
Александр Геннадьевич в конце концов признается – «вы даже не догадываетесь, как мы хотим к вам в гости». На что отвечаю – «вы даже не представляете, как мы хотим, чтобы вы к нам приехали!» А сама кошусь на своего начальника.
И задумали мы обмен -- рыбу в обмен на фрукты-овощи.
Но у нас летом такой накат бывает, что к берегу просто так не подойти. А если даже подойти удастся, то не удастся выйти снова в море. Так оно и случилось.
И вот стоим мы с начальником на берегу – я с мешком рыбы, и баржа с матросами – по ту сторону наката. Друг на друга посмотрели, мешки показали, и разошлись - мы пошли домой со своей рыбой, они поехали на корабль с овощами.
-- Скажи, пожалуйста, взаимоотношения женщин и мужчин на Полярных станциях – каким образом регулируются? Возникают ли конфликты и что вообще происходит?
Дарья Никитина - летний вариант ( 7 июня ) на мысе Стерлигова (фото из личного архива Дарьи)
- Макияж у меня был всегда. Мужики из-за того, что на станции есть женщина – всегда брились. Мы можем спокойно с мужчинами поговорить о чем угодно, хотя мужикам далеко за тридцать лет, но любопытство свойственно представителям обоих полов.
О случаях насилия на станциях я не слышала ни разу, поскольку - это прежде всего уголовно-наказуемое преступление.
- По итогам десяти лет своих зимовок за Полярным кругом тебе удалось заработать себе на последующую жизнь?
- Я сама заработала на ремонт своей квартиры. Это самое главное. Квартира у меня уже была. И если сильно захотеть, можно было заработать на новую квартиру за такой срок на Севере, но такой задачи я себе не ставила.
О случаях насилия на станциях я не слышала ни разу, поскольку - это прежде всего уголовно-наказуемое преступление.
- По итогам десяти лет своих зимовок за Полярным кругом тебе удалось заработать себе на последующую жизнь?
- Я сама заработала на ремонт своей квартиры. Это самое главное. Квартира у меня уже была. И если сильно захотеть, можно было заработать на новую квартиру за такой срок на Севере, но такой задачи я себе не ставила.
Послесловие: С Дарьей мы познакомились в аэропорту города Норильска, где ровно неделю жили в ожидании рейса на полярный Диксон. Девушка возвращалась из очередного северного отпуска, я же ждал от местных пограничников пропуск для въезда на закрытую территорию.
На Диксоне неделю "качалась пурга": самолеты не летали, пропуск не выдавали. Сели, поговорили в местном кафе, затем встретились еще раз. Как итог - потрясающая история-интервью от метеоролога с русской Полярной станции.
На Диксон в тот раз я так и не попал, пограничники выдали пропуск, по которому на остров мог залететь ровно на три дня, но встреча с Дарьей и интервью с лихвой окупили месяц ожидания, как мне показалось.
В последующие два года неоднократно встречал на севере людей этой уходящей профессии (Певек, Шмидт, Уэлен), фотографировал и "своих" героев и заброшенные или законсервированные станции. Итогом встреч стали несколько интервью, личные наблюдения. В публикации представлена наиболее пронзительная история (в рамках авторского проекта "Крайние Земли" осуществлены экспедиции и командировки: Южные Курилы (2005, 2006, 2010, 2017), северо-восток Камчатки (2007), Чукотка (2008, 2015, 2016-2017), Ямал (2012), Красноярский край - Норильск, Дудинка (2014))
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...
это комментарий Павла Попова на фб - Pavel Popov Вот прочёл одну фразу: "Вместе с развалом страны благополучно развалили и службу полярных метеорологов." Это как страдать по конюхам и извозчикам, которых давно нет.. Вместе с той страной остались в истории анекдоты про прогнозы погоды и РФ берёт теперь точные прогнозы с матмоделей (американская и финская) которые считаются на весь земной шар. А с измерением давления,температуры,влажности,силы и направления ветра и даже с облачностью давно и прекрасно справляются автоматы и спутники. Писатели высасывают из пальца каккую-то героику в буднях. Я 3 года на льдах у полюса эти наблюдения делал, в нагрузку к научной программе. И ничего отважного в той работе не вижу. Это не война и не пожар.. А прилетит какой писака, будет полчаса спрашивать про науку. А потом в газете Известия напишет про бородатых полярников на снегу возле бани, собачек и про то как плевок там замерзает на лету, а замёрзшую водку намазывают на хлеб. у нас их очень не любили, говорили лучше лишний мешок картошки в самолёт.
оценивать комментарий Попова публично не стану...если прочитать материал до конца - ответы на вопросы можно найти в опубликованном тексте..можно обратиться за комментариями к начальнику метеослужбы в Певеке, можно слетать в Уэлен - к "конюху"-начальнику местной станции "Уэлен".