Они говорят, что я не хочу работать над собой, потому что не хотят верить, что я делаю это ежедневно 18+

Пограничное расстройство личности (ПРЛ, Borderline personality disorder (BPD), emotionally unstable personality disorder (EUPD) — расстройство личности, характеризующееся продолжительным аномальным поведением: нестабильностью в отношениях с другими людьми, нестабильным представлением о себе и нестабильной эмоциональной сферой. Часто встречается рискованное поведение и самоповреждение (например, самостоятельно нанесённые порезы). Люди с ПРЛ также могут страдать от чувства эмоциональной опустошённости и панического страха перед одиночеством.

Да, как самиздат, просто на некоторых платформах от определенного количества читателей зависит, издадут тебя на бумаге или нет. Есть такая возможность через самиздат Литрес и АСТ, но книга тоже должна пройти цензуру даже через самиздат. Цензуру она пока не проходит.

Когда мне было 9 лет, у меня умер дедушка, который мне заменял отца. И это был первый такой опыт в моей жизни, а я, как ребенок, не могла принять и понять этого. Тяжелее всего было бабушке, и родители не нашли ничего лучше, чем оставить меня с ней, потому что все боялись, что она покончит с собой. Я помню, как она могла смотреть в окно или что-то делать, а потом резко лечь лицом в пол и разрыдаться. Она не слышала, что я ей говорю, я не могла ей помочь, мне просто приходилось ждать пока это пойдет. Было ужасно тяжело видеть, как твоего близкого человека просто разрывает боль. Я плакала вместе с ней.

Я постоянно пыталась найти тебе папу в ком-то еще, потому что мой папа холодный, отстраненный. Он изредка мог проявить какую-то заботу, из-за чего я потом чувствовала вину за свои плохие мысли о нем. Помню, у нас с бабушкой был сосед. Он с нами все лето играл. У него не было детей, но он очень их хотел, поэтому мы постоянно проводили время вместе. Я его очень сильно полюбила, и он был для меня как папа. Но через четыре года у него оторвался тромб. Еще у родителей был близкий друг, который к нам приходил. Я с ним очень хорошо общалась. Он ходил на мои выступления в музыкальной школе, на спектакли в театр. Он всегда приходил и приносил мне цветы, он поздравлял меня с окончанием четверти, приносил маленькие подарки, шоколадки. А еще он разговаривал со мной не как с маленьким ребенком, а на равных. Мне это очень нравилось. Но, к сожалению, когда мне было 16, его застрелили. 

Когда родился брат, папа снова стал уходить в запои, и мне приходилось постоянно защищать детей. Он безобидный, когда пьяный, он никого не бьет, но он постоянно пытается сбежать из квартиры. Мы его обычно запирали и прятали ключ. Защищала я детей в том плане, что пыталась их спрятать и сделать так, чтобы они меньше видели этот ужас. Я просто не хотела, чтобы они его помнили таким. Я всегда надеялась, что очередной его запой — последний, но я всегда ошибалась. Папа в один из своих запоев пропал на несколько дней, а мама не хотела ничего с этим делать. Я уговорила ее начать искать папу, потому что он все-таки мой отец, а я была всего лишь ребенком. Я даже сейчас не смогла бы равнодушно сидеть на месте и ждать. Она все-таки вызвала милицию, они его нашли и привели домой. Он был не просто пьяный, он был под наркотиками. Я помню, как он сидел в прихожей с огромными черными зрачками и не узнавал нас. У него был страшный пустой взгляд. Мама просто посмотрела на него, накричала и ушла в свою комнату, а мы с сестрой остались звать папу. В какой-то момент он встал, пошел на кухню и встал в дверном проеме, а потом начал шататься и упал. Через несколько секунд у него начала идти кровь. Я помню, как закрывала сестре глаза, а сама не могла перестать смотреть и даже не могла позвать маму. У него до сих пор шрам на виске. У папы иногда из-за того, что он долго пил, начинались судороги, и мы всегда выводили его с помощью капельниц из запоя. Когда мне было где-то 14 лет, он сказал, он покончит с собой, вышел на балкон и стал делать вид, что прыгает. Это я уже сейчас знаю, что он просто делал вид, но тогда я этого не понимала. Я плакала и просила его не делать этого, а мама стояла рядом и сказала ему: «Прыгай». Несмотря на это, он до сих пор называет меня эгоисткой.

К сожалению, у меня есть печальный опыт того, как я просто ломала своего первого партнера — любящего, доброго, понимающего. Да, были конфликты. Он никогда не выполнял обещания, часто меня обманывал, но всем остальным, в целом, была очень большая отдача с его стороны. А я часто проявляла агрессию и выплескивала ненависть на него. И под конец вся его любовь улетучилась. А мне, как человеку очень тревожному, было очень тяжело принять, что меня больше не любят. В любом случае, мы оба виноваты во всех конфликтах. Но я признаю, что я перегибала палку.

Спустя год после расставания, когда я уже встретила своего нынешнего молодого человека, я поняла, что я никогда не стану поступать с ним так, как я поступала раньше. Я считаю, что умение выстраивать с кем-то отношения зависит в первую очередь от того, насколько ты сам хочешь уберечь человека от себя. Как только мне поставили диагноз и всё объяснили, я стала лучше понимать себя. В первое время он не всегда мог понять моё поведение, какие-то мои рассуждения, реакции. Но мы уже почти два года вместе, и он научился справляться с моими эпизодами. Многое также зависит от того, с кем ты строишь отношения. Если человек понимает, что у тебя такой диагноз, есть какие-то триггеры, то эти темы не будут подниматься. У меня прекрасные отношения с друзьями. Я могу иногда накричать на подругу, но она знает о том, что у меня диагноз. При этом я всегда извиняюсь за то, что я кричу, повышаю голос. Я не оправдываю себя диагнозом, просто мои близкие люди сами все понимают.

Это действительно стереотип. Мои друзья довольны и мой партнёр счастлив со мной.