Интервью
Нельзя скрывать диагноз
Руководитель Донецкого хосписа Виталий Фролков о том, почему больным нужно говорить правду об их состоянии
27.07.2017
- Публикатор: Рамиль Замдыханов (Rammil)
- Текст: Рамиль Замдыханов
- Фото: Сергей Кондратьев
Донецкий хоспис находится даже не на окраине города. Он расположен на границе «Админпоселка» – обособленного района, который создавался как рабочий поселок Донецкого казенного завода химических изделий - предприятии оборонпрома, специализировавшегося на выпуске взрывчатых веществ. После начала боевых действий в Донбассе в 2014 году завод, а с ним и поселок, регулярно оказывался под артиллерийскими и минометными обстрелами. Несмотря на это, хоспис не прервал свою работу. Пациентов Донецка, нуждающихся в паллиативной помощи, т.е. не в излечении, которое невозможно, а хотя бы в облегчении страданий, направляют именно сюда.
- Что такое паллиативная помощь, и какие категории пациентов в ней нуждаются?
- В первую очередь в ней нуждаются люди с ограниченным прогнозом жизни: когда речь идёт о критическом течении заболевания, и врачи могут определить, что человеку жить осталось несколько месяцев. Если взять показатели смертности за прошедший год, то по разным данным от 30 до 65% умерших нуждались в оказании паллиативной помощи. Грубо говоря – половина.
Раньше считалось, что паллиатив – это исключительно удел онкобольных. В РФ, к примеру, все начиналось именно с оказания помощи пациентам с онкопатологией. Сейчас же, приходят к пониманию, что на первом месте далеко не онкология. Таких больных около трети, остальные – пациенты с соматической патологией, то есть с теми диагнозами, с которыми люди обращаются к терапевту. Например, запущенные формы сердечных заболеваний, приводящих к развитию сердечной недостаточности. Есть актуальная для нашего региона бронхолегочная патология, при которой человек нуждается в респираторной поддержке. При правильном оснащении эту помощь можно оказывать и в паллиативном отделении в том числе. Есть циррозы печени, есть неврологические диагнозы, при которых перспектив на излечение нет, состояние человека прогрессивно ухудшается и он нуждается в посторонней помощи.
То есть паллиативная помощь нужна вне зависимости от диагноза, когда есть угрожающее жизни состояние. В ней ежегодно нуждается большое количество людей, предположу, что ориентироваться на стандартные 10 коек на 100 тысяч населения, которые рекомендует ВОЗ, неверно. У каждого региона есть свои особенности.
- В первую очередь в ней нуждаются люди с ограниченным прогнозом жизни: когда речь идёт о критическом течении заболевания, и врачи могут определить, что человеку жить осталось несколько месяцев. Если взять показатели смертности за прошедший год, то по разным данным от 30 до 65% умерших нуждались в оказании паллиативной помощи. Грубо говоря – половина.
Раньше считалось, что паллиатив – это исключительно удел онкобольных. В РФ, к примеру, все начиналось именно с оказания помощи пациентам с онкопатологией. Сейчас же, приходят к пониманию, что на первом месте далеко не онкология. Таких больных около трети, остальные – пациенты с соматической патологией, то есть с теми диагнозами, с которыми люди обращаются к терапевту. Например, запущенные формы сердечных заболеваний, приводящих к развитию сердечной недостаточности. Есть актуальная для нашего региона бронхолегочная патология, при которой человек нуждается в респираторной поддержке. При правильном оснащении эту помощь можно оказывать и в паллиативном отделении в том числе. Есть циррозы печени, есть неврологические диагнозы, при которых перспектив на излечение нет, состояние человека прогрессивно ухудшается и он нуждается в посторонней помощи.
То есть паллиативная помощь нужна вне зависимости от диагноза, когда есть угрожающее жизни состояние. В ней ежегодно нуждается большое количество людей, предположу, что ориентироваться на стандартные 10 коек на 100 тысяч населения, которые рекомендует ВОЗ, неверно. У каждого региона есть свои особенности.
Информация о существовании хосписов давно присутствует в массовом сознании. Считается, что хоспис - это единственное место, где оказывают помощь безнадежным умирающим больным. Это так, или существуют еще места, где должна оказываться такая поддержка?
Подобная помощь должна осуществляться везде. Существуют разные уровни – на первичном подобными навыками должны обладать все медицинские работники, в первую очередь семейные врачи. Если, допустим, человек попал в терапевтическое отделение, и у него есть определенные предписания, но нет возможности направить в хоспис, ему все равно должна оказываться качественная паллиативная помощь. Есть вторичный уровень, это паллиативные отделения, и, собственно, хосписы, где мы уже четко говорим об ограниченном сроке жизни.
Паллиативная помощь должна начинаться с момента установления диагноза. Если мы говорим об онкопаталогии, то паллиативщик и врач-онколог идут рядом с больным рука об руку. Первая и даже вторая стадия большинства онкозаболеваний предполагают высокий процент выживаемости, но результат, ведь все равно не 100%, и именно поэтому с первого дня должна идти помощь именно двух специалистов. Есть необходимость в психодиагностике, психокоррекции, оценке состояния других органов и систем. Если пациент выздоравливает, роль паллиативщика снижается.
Необходим комплексный подход к оказанию паллиативной помощи. Не нужно верить расхожему мнению, будто в паллиативных отделениях пациентам прописывают только морфин утром и вечером. Паллиативная медицина – высокотехнологичная сфера, где применяются современные методики: лучевая терапия, определенные хирургические вмешательства, с установкой стентов, стомированием, проводится нутритивная поддержка и качественная психотерапия для пациентов их родственников. На первом плане лечение болевого синдрома, улучшение качества жизни пациента. И в России уже идут по пути создания центров паллиативной медицины. Соотношение собственно хосписов и домов сестринского ухода, должно быть 1 к 2 с отделениями паллиативной помощи.
Подобная помощь должна осуществляться везде. Существуют разные уровни – на первичном подобными навыками должны обладать все медицинские работники, в первую очередь семейные врачи. Если, допустим, человек попал в терапевтическое отделение, и у него есть определенные предписания, но нет возможности направить в хоспис, ему все равно должна оказываться качественная паллиативная помощь. Есть вторичный уровень, это паллиативные отделения, и, собственно, хосписы, где мы уже четко говорим об ограниченном сроке жизни.
Паллиативная помощь должна начинаться с момента установления диагноза. Если мы говорим об онкопаталогии, то паллиативщик и врач-онколог идут рядом с больным рука об руку. Первая и даже вторая стадия большинства онкозаболеваний предполагают высокий процент выживаемости, но результат, ведь все равно не 100%, и именно поэтому с первого дня должна идти помощь именно двух специалистов. Есть необходимость в психодиагностике, психокоррекции, оценке состояния других органов и систем. Если пациент выздоравливает, роль паллиативщика снижается.
Необходим комплексный подход к оказанию паллиативной помощи. Не нужно верить расхожему мнению, будто в паллиативных отделениях пациентам прописывают только морфин утром и вечером. Паллиативная медицина – высокотехнологичная сфера, где применяются современные методики: лучевая терапия, определенные хирургические вмешательства, с установкой стентов, стомированием, проводится нутритивная поддержка и качественная психотерапия для пациентов их родственников. На первом плане лечение болевого синдрома, улучшение качества жизни пациента. И в России уже идут по пути создания центров паллиативной медицины. Соотношение собственно хосписов и домов сестринского ухода, должно быть 1 к 2 с отделениями паллиативной помощи.
Вы говорите, что необходимо просвещение относительно паллиативной медицины, в том числе и в профессиональной среде. В чем заблуждения профессионалов и обывателей разнятся?
У нас сохраняется наследие советского времени: пациенту избегают говорить о смертельном диагнозе. Я считаю это заблуждением, хотя кто-то со мной может и не согласится. Есть исследования, согласно которым порядка 85% пациентов нуждаются в правде о критичности собственного состояния. Мы не должны говорить о диагнозе даже родственникам. Это право здравомыслящего человека поделиться этой информацией или нет, получить возможность оценить пройденный жизненный путь, понять, почему в процессе лечения ему не становится лучше. Ведь, одно дело, когда проблема в работе медперсонала, а другое – когда есть совершенно четкая и объективная причина. Если человек понимает ситуацию, что люди вокруг делают все от них зависящее, то и отношение будет другое. В противном случае, зачем в конце жизненного пути провоцировать человека на озлобление …
У человека должна быть возможность понимать, сколько у него осталось времени. При необходимости примириться с близкими людьми, и еще – чтобы не было у него заблуждения, что врачи не дорабатывают. Другое дело, что есть проблема, как этот диагноз преподнести. Во Франции, например, это принципиальный момент – если человек не знает, что у него смертельный диагноз, его в хоспис просто не возьмут. Я отталкиваюсь от того, что у нас коллеги очень часто дистанцируются от этой темы: никому ничего не говорят, а к нам в хоспис направляют.
Но как можно скрыть от пациента наличие смертельного диагноза? Человека поступает в хоспис, и он же понимает, куда его привезли.
Человека могут направить или рекомендовать, но не сказать, что у него ограниченный прогноз и счет идет на месяцы, к примеру. Просто направляют. Это, в принципе, неправильно.
У нас сохраняется наследие советского времени: пациенту избегают говорить о смертельном диагнозе. Я считаю это заблуждением, хотя кто-то со мной может и не согласится. Есть исследования, согласно которым порядка 85% пациентов нуждаются в правде о критичности собственного состояния. Мы не должны говорить о диагнозе даже родственникам. Это право здравомыслящего человека поделиться этой информацией или нет, получить возможность оценить пройденный жизненный путь, понять, почему в процессе лечения ему не становится лучше. Ведь, одно дело, когда проблема в работе медперсонала, а другое – когда есть совершенно четкая и объективная причина. Если человек понимает ситуацию, что люди вокруг делают все от них зависящее, то и отношение будет другое. В противном случае, зачем в конце жизненного пути провоцировать человека на озлобление …
У человека должна быть возможность понимать, сколько у него осталось времени. При необходимости примириться с близкими людьми, и еще – чтобы не было у него заблуждения, что врачи не дорабатывают. Другое дело, что есть проблема, как этот диагноз преподнести. Во Франции, например, это принципиальный момент – если человек не знает, что у него смертельный диагноз, его в хоспис просто не возьмут. Я отталкиваюсь от того, что у нас коллеги очень часто дистанцируются от этой темы: никому ничего не говорят, а к нам в хоспис направляют.
Но как можно скрыть от пациента наличие смертельного диагноза? Человека поступает в хоспис, и он же понимает, куда его привезли.
Человека могут направить или рекомендовать, но не сказать, что у него ограниченный прогноз и счет идет на месяцы, к примеру. Просто направляют. Это, в принципе, неправильно.
Выходит, что главная проблема обывателя – это неготовность узнавать о диагнозе?
Мы стараемся смерти избегать, и возникает иллюзия, что бессмертие возможно. А решать проблему можно только тогда, когда ты с ней сталкиваешься лицом к лицу. Да, мы знаем, что такое смерть, мы знаем, что есть последний путь в жизни, когда у человека есть определенные потребности, мы можем общаться с этими людьми и, тем самым, очищать свою душу, вносить коррективы в свою жизнь, есть возможность получить опыт того, как человек умирает без боли и страданий. И у нас тогда смерть не будет ассоциироваться с чем-то страшным, а станет неотъемлемой частью жизни. Мы все к этому придем, вопрос только в том, как. Плохо, когда человек не готов умирать, у него нет времени осознать, что с ним происходит, и он замирает на промежуточных стадиях агрессии и депрессии, этого можно избежать.
А какая проблема у профессионалов?
Медики зачастую не в полной мере представляют, что такое паллиатив. В частности, когда мы говорим об онкопатологии, у многих проявляются некие шоры, ограничивающие восприятие остальных процессов, будто в организме пациента ничего другого не существует, и он не может при этом заболеть гриппом, аппендицитом и т.д. Пару лет назад на профессиональном конгрессе выступал доктор из Татарстана, который поделился таким опытом. Они решили поступать с онкобольными при острой непроходимости кишечника так же, как и с остальными пациентами. И оказалось – у каждого второго эта тяжёлая патология никакого отношения к онкодиагнозу не имела. Человека оперировали, и он продолжал жить нормальной жизнью. В то время как без вмешательства всё могло выглядеть удручающе.
Мы стараемся смерти избегать, и возникает иллюзия, что бессмертие возможно. А решать проблему можно только тогда, когда ты с ней сталкиваешься лицом к лицу. Да, мы знаем, что такое смерть, мы знаем, что есть последний путь в жизни, когда у человека есть определенные потребности, мы можем общаться с этими людьми и, тем самым, очищать свою душу, вносить коррективы в свою жизнь, есть возможность получить опыт того, как человек умирает без боли и страданий. И у нас тогда смерть не будет ассоциироваться с чем-то страшным, а станет неотъемлемой частью жизни. Мы все к этому придем, вопрос только в том, как. Плохо, когда человек не готов умирать, у него нет времени осознать, что с ним происходит, и он замирает на промежуточных стадиях агрессии и депрессии, этого можно избежать.
А какая проблема у профессионалов?
Медики зачастую не в полной мере представляют, что такое паллиатив. В частности, когда мы говорим об онкопатологии, у многих проявляются некие шоры, ограничивающие восприятие остальных процессов, будто в организме пациента ничего другого не существует, и он не может при этом заболеть гриппом, аппендицитом и т.д. Пару лет назад на профессиональном конгрессе выступал доктор из Татарстана, который поделился таким опытом. Они решили поступать с онкобольными при острой непроходимости кишечника так же, как и с остальными пациентами. И оказалось – у каждого второго эта тяжёлая патология никакого отношения к онкодиагнозу не имела. Человека оперировали, и он продолжал жить нормальной жизнью. В то время как без вмешательства всё могло выглядеть удручающе.
Я могу навскидку выбрать четыре кандидатуры, которые могут подобное просвещение обывателей проводить: участковый терапевт, специалист паллиативной медицины, психолог или психотерапевт, и священник.
Могу добавить – школьный учитель. Должна быть система. Паллиатив – это не дело одного человека. При этом начинать нужно с профессионального сообщества. Медработник должен быть источником информации, и ему должны помогать. Мне импонирует подход, который есть в РФ. Его озвучили на конгрессе в прошлом году: «Формирование позитивного отношения к паллиативной помощи в среде студентов медиков».
Почему такое настороженное отношение в профессиональной среде?
Вероятно, от недостаточного внимания в процессе обучения. Обучение паллиативу должно начинаться со студенческой скамьи, точно так же, как обучение семейной медицине. Когда кто-то решил, что сформировавшегося специалиста можно взять и переделать вдруг под «семейника», это, простите, бред. Есть специфические знания, и прививать их нужно студентам, с первого курса, а не людям со сложившимся мировоззрением. Применимо к паллиативу приходилось встречать фразу: «Мы старость не лечим», бывает, приглашаешь специалиста на консультацию к пациенту из хосписа, а врач, хоть и не отказывает, но и не спешит.
Мне нравится фраза: «Если человеку установили смертельный диагноз, это не значит, что он уже умер». Этот период жизни, который остался, следует наполнить максимальным смыслом и это в наших силах. Не отвернуться, а сделать все от нас зависящее. Очень часто нужна кооперация, решить вопрос оказания качественной паллиативной помощи без взаимодействия с коллегами просто невозможно, многие вопросы находятся на грани, и требуют внимания разных специалистов. Опять-таки, для этого нужны обучающие программы.
Мне нравится опыт, который есть в харьковских хосписах – коллеги активно привлекают волонтеров-студентов, и те делятся свои опытом. Там паллиативная помощь развивается, есть поддержка со стороны администрации области и города, есть профессионально подготовленные медики и взаимодействие с обществом, с территориальными центрами по соцобслуживанию.
Паллиативным медучреждениям приходится решать целый комплекс вопросов не только медицинских, но и психологических, социальных и других. Пока мы вынуждены для наших пациентов решать все это своими силами, полномочий на это нет, но мы ездим: пенсию получаем, решаем вопросы с пособиями, с документами, что-то восстанавливаем. Слава богу, пока обходилось без ЧП, но вдруг сотрудник поедет за документами, и что-то произойдет? Функциональными обязанностями дополнительные действия не предусмотрены. А вот по российским стандартам в хосписе имеются штатные соцработники.
Могу добавить – школьный учитель. Должна быть система. Паллиатив – это не дело одного человека. При этом начинать нужно с профессионального сообщества. Медработник должен быть источником информации, и ему должны помогать. Мне импонирует подход, который есть в РФ. Его озвучили на конгрессе в прошлом году: «Формирование позитивного отношения к паллиативной помощи в среде студентов медиков».
Почему такое настороженное отношение в профессиональной среде?
Вероятно, от недостаточного внимания в процессе обучения. Обучение паллиативу должно начинаться со студенческой скамьи, точно так же, как обучение семейной медицине. Когда кто-то решил, что сформировавшегося специалиста можно взять и переделать вдруг под «семейника», это, простите, бред. Есть специфические знания, и прививать их нужно студентам, с первого курса, а не людям со сложившимся мировоззрением. Применимо к паллиативу приходилось встречать фразу: «Мы старость не лечим», бывает, приглашаешь специалиста на консультацию к пациенту из хосписа, а врач, хоть и не отказывает, но и не спешит.
Мне нравится фраза: «Если человеку установили смертельный диагноз, это не значит, что он уже умер». Этот период жизни, который остался, следует наполнить максимальным смыслом и это в наших силах. Не отвернуться, а сделать все от нас зависящее. Очень часто нужна кооперация, решить вопрос оказания качественной паллиативной помощи без взаимодействия с коллегами просто невозможно, многие вопросы находятся на грани, и требуют внимания разных специалистов. Опять-таки, для этого нужны обучающие программы.
Мне нравится опыт, который есть в харьковских хосписах – коллеги активно привлекают волонтеров-студентов, и те делятся свои опытом. Там паллиативная помощь развивается, есть поддержка со стороны администрации области и города, есть профессионально подготовленные медики и взаимодействие с обществом, с территориальными центрами по соцобслуживанию.
Паллиативным медучреждениям приходится решать целый комплекс вопросов не только медицинских, но и психологических, социальных и других. Пока мы вынуждены для наших пациентов решать все это своими силами, полномочий на это нет, но мы ездим: пенсию получаем, решаем вопросы с пособиями, с документами, что-то восстанавливаем. Слава богу, пока обходилось без ЧП, но вдруг сотрудник поедет за документами, и что-то произойдет? Функциональными обязанностями дополнительные действия не предусмотрены. А вот по российским стандартам в хосписе имеются штатные соцработники.
Какая помощь сейчас необходима донецкому хоспису? как ее можно оказать?
В данный момент в донецком хосписе работают 16 человек. Если есть неравнодушные люди, приходите. Если есть готовность стать волонтером – приходите. Если есть возможность оказать поддержку материальными средствами, теми же расходными материалами, средствами ухода и реабилитации, памперсами и прочим – будем рады. Лекарствами государство обеспечивает, по гуманитарной линии имеем препараты для оказания первой помощи, но обеспечить поддерживающий курс от начала и до конца возможности нет. И ее не может быть, во всем мире паллиативная помощь во многом зависит от гуманитарных акций. Есть также необходимость в получении дополнительного оборудования, тех же кислородных концентраторов и много другого. Нужен «Атмос» – аспиратор с электроприводом, который позволяет удалять различные биологические материалы из полостей, он очень востребован при пункциях. Всегда нужны противопролежневые матрасы. У нас сейчас есть 10 штук, но они никогда лишними не бывают, как и функциональные кровати.
В данный момент в донецком хосписе работают 16 человек. Если есть неравнодушные люди, приходите. Если есть готовность стать волонтером – приходите. Если есть возможность оказать поддержку материальными средствами, теми же расходными материалами, средствами ухода и реабилитации, памперсами и прочим – будем рады. Лекарствами государство обеспечивает, по гуманитарной линии имеем препараты для оказания первой помощи, но обеспечить поддерживающий курс от начала и до конца возможности нет. И ее не может быть, во всем мире паллиативная помощь во многом зависит от гуманитарных акций. Есть также необходимость в получении дополнительного оборудования, тех же кислородных концентраторов и много другого. Нужен «Атмос» – аспиратор с электроприводом, который позволяет удалять различные биологические материалы из полостей, он очень востребован при пункциях. Всегда нужны противопролежневые матрасы. У нас сейчас есть 10 штук, но они никогда лишними не бывают, как и функциональные кровати.
Есть мнение, что практически все население ЛДНР сейчас нуждается в определенной психотерапевтической помощи, в силу военно-политических проблем, переживаемых регионом. Ноне получится ли, что слишком настойчиво рассказывая о паллиативной помощи, мы к существующим проблемам добавим еще один фактор тревожности?
Нет, все не так радикально. Речь идет об эволюционном процессе, когда постепенно в общественное сознание вкладывается определенная модель. Возьмите православный календарь: Успение Пресвятой Богородицы - это же праздник. Трагична смерть преждевременная. Полностью пройдя положенный путь, человек получает возможность придти к умиротворению и поселить покой в душах родных людей. Вообще, человек, пытаясь убежать от смерти, грубо говоря, бежит не туда, и только усугубляет предстоящее каждому испытание. Попытка насытить свою жизнь какими-то развлечениями и адреналином – это путь не к спасению, а к ускорению смерти.
Нет, все не так радикально. Речь идет об эволюционном процессе, когда постепенно в общественное сознание вкладывается определенная модель. Возьмите православный календарь: Успение Пресвятой Богородицы - это же праздник. Трагична смерть преждевременная. Полностью пройдя положенный путь, человек получает возможность придти к умиротворению и поселить покой в душах родных людей. Вообще, человек, пытаясь убежать от смерти, грубо говоря, бежит не туда, и только усугубляет предстоящее каждому испытание. Попытка насытить свою жизнь какими-то развлечениями и адреналином – это путь не к спасению, а к ускорению смерти.
Неравнодушные люди, желающие помочь Донецкому хоспису, могут найти его координаты на сайте медицинского учреждения
www.don-hospice.info
www.don-hospice.info
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...