Еврейский день начинается с вечера

Иудаизм считается одной из самых «хорошо сохранившихся» религий. В нем минимальное количество течений, которые стали появляться лишь в XVIII веке. Появилось течение хасидизм — в то время противоречащее ортодоксальному иудаизму. Позже появились литваки — не согласные с хасидизмом. Уже в XIX веке в Германии появился реформированный иудаизм, а еще позже, в XX веке — консервативный. Казанская еврейская община исповедует хасидизм.

Небольшой, красивый, аккуратный холл синагоги имеет отдельный вход для женщин — в женскую половину. Но в нее можно пройти и через мужскую — основную. Самое высокое в ней — колонны, верхушки которых сделаны в виде гроздей винограда. Лавочки, предназначенные для молитвы, стоят лицом к Аарона-Кодеш — шкаф, в котором хранится Тора. Он всегда должен стоять на той стороне синагоги, которая направлена к Иерусалиму. Если повернуться к ней спиной, можно увидеть стену, на которой изображен храм — слева и справа.

Слева надпись на иврите «Построй Иерусалим — святой город», а справа «Чтобы строился храм быстро и в наши дни». Синагога — молельный дом, который можно устроить даже в квартире, а храм в иудаизме может быть только один.

Первый был Храм Соломона в 950-586 годах до н.э. в период развития Еврейского царства. Храм был разрушен, когда вавилоняне пленили евреев. Последнийт— Второй храм был построен во время правления Кира Великого — царя Персидского царства, и разрушен в 70 году н. э. римлянами в ходе подавления Великого иудейского восстания. Иерусалимская «Стена плача» считается правой стеной разрушенного храма. Евреи ждут прихода Мессии — тогда снова будет построен Храм.

Посередине этой стены с изображением Храма — мехица (деревянная решетка, отделяющая мужскую половину синагоги от женской), через которую почти совсем не видно женщин — только тени и очертания: женщина отвлекает мужчину своей красотой, и он не может полностью сосредоточиться на молитве.

Женская половина синагоги не столь красивая и небольшая, но, кажется, особенной красоты здесь хватает и без стен — каждая женщина похожа на цветок необычного сорта — каждая здесь красива и по-своему хороша. И каждая высоко держит голову. У Ханны — жены татарстанского раввина Ицхака Горерика — венок из роз в волосах. Маленькие девочки наряжены в платья-пачки ярких цветов. Рядом со мной стоит Катя. Ее еврейское имя Орли-Хая, что в переводе означает «Несущая свет». Катя — лидер молодежной еврейской программы EUROSTARS (филиал московской организации YAHAD — образовательная платформа для еврейской молодежи России, Украины и СНГ — прим. редакции). Она раздает всем книги и открывает мне ее на странице «Эстер».

— Сегодня мы читаем «Свиток Эстер», — говорит раввин громко из зала, который мне видно только через мехицу, оббегая глазами всех присутствующих, с характерным еврейским акцентом.

День евреев начинается с заката солнца, а не с восхода. Поэтому первое чтение «Свитка Эстер» начинается вечером, а не утром.

Глаза каждой женщины, стоящей рядом со мной, устремляются в чтение. Мои — невольно тоже. Главный герой «Свитка Эстер» — Мордехай — опекун царицы Эстер. Он не стал падать ниц (падать на колени — прим. редакции) перед Гаманом, приближенным царя Персидского царства, которое на тот момент было «от Индии до Эфиопии». Не стал, потому что был евреем — представителем народа, отличного от большинства, уже тогда «разбросанного среди народов». В законах этого народа падать ниц нельзя. И Гаман задумал повесить Мордехая и истребить всех евреев царства. Царица Эстер хитро повернула ситуацию так, что повесили Гамана. С тех пор на Пурим евреи едят и угощают всех пришедших «ушками Гамана» — блюдом, похожим на татарский эчпочмак, только начинка сладкая. Считается, что уши Гамана были отрезаны при его повышении и остались лежать на земле. Так что теперь их надо доесть.

Мне дают трещотку — шестеренку на палочке, которой нужно вертеть по часовой стрелке — трещит она громко. И у каждого есть такая же, чтобы использовать ее, когда слышится имя Гамана, дабы его заглушить. Еще можно хлопать и топать, издавать самые разные звуки. Время от времени оба зала превращаются в гул и грохот, словно вот-вот здание развалится. Раввину даже приходится прерываться и говорить: «Тсс!». И в этом «Тсс!», кажется, отражается весь дух еврейского народа — святость и простота в молитве, спокойствие и эмоции одновременно, серьезность и юмор, хитрость и прозрачность намерений. Чтение заканчивается.

— Почему евреи не падают ниц? — спрашиваю я у Кати.

— Не должно быть никакого идолопоклонства. Поэтому основные молитвы читают стоя. Есть праздники, в которые кладут полотенца на пол и падают ниц, но делают это только мужчины.

Всевышний создавал существа по увеличению святости — каждое следующее сотворенное существо было выше предыдущего. Женщина была последней из созданных существ, поэтому она более приближена к Всевышнему, чем мужчина.

После чтения, без того не столь тихого и спокойного, к которому привык глаз обывателя, все идут есть «ушки Гамана» и очень громко говорят. Женщины обсуждают юбки и кофточки, а точнее продолжают обсуждать — они делали это и во время чтения «свитка Эстер» — все хотелось рассказать и показать.

— Мне пора бежать, я должна была еще в 9 быть дома, — торопится Катя, доедая «ушко». — Мои родители совсем не понимают, почему я так часто бываю в синагоге. Мама злится, что я не доделала дела дома, потому что уехала сразу после Исхода Шаббата. А те дела в Шаббат не поделаешь.

Второй вечер празднования Пурима. Сегодня все слушают свиток, а потом много едят, пьют кошерное вино и поют. И (о, счастье) женщинам можно находиться не только в женской половине. Но накрытых столов два: один мужской, другой женский.

Слышатся мужские разговоры о том, что сегодня говорили по «Эху Москвы», а женщины обсуждают, как лечить деток. И снова все дарят друг другу подарки. Раввин снова читает «Свиток Эстер», вокруг него все так же бегают дети. Один из них наряжен индейцем, а другой — советским солдатом.

Катя сегодня в образе Малефисенты. Говорит, что старалась, делая рожки из изоленты и фольги, да только чаще в ней Малефисенту не узнавали и шутили, что она Шурале.

Много мужчин с раскрашенными краской лицами, чтобы ходить и пугать как можно больше людей. Но и веселить, конечно.

Один голос запевает мотив — один из феноменов еврейства. Песни у евреев без слов, а мотивы передавались из поколения в поколение. Во время песни стучат ногами и время от времени раздается: «А-я-я-яяяя!!», а в промежутках: «Оо!», как бы подбадривая народ на тон выше, и подбадривая дух и пищу. И даже книжные полки время от времени содрогаются.

Синагога — не полностью религиозное здание. Этажом выше комнаты для собраний еврейской молодежи — организации «Афифон» и EUROSTARS, куда меня и приводят. Молодежь решила собраться отдельно, чтобы обсудить насущные вопросы. Девушки заботливо приносят порции еды из главного зала. Во главе стола — Игорь, еврейское имя которого Ицхак — харизматичный молодой человек, который знает, кажется, ответы на все вопросы. Рядом — Паша. По-еврейски — Ашер. Он выбрал себе это имя сам, потому что религиозным стал совсем недавно.

— Ты знаешь, как так получилось?

— До своих 20-ти лет я был атеистом и при этом очень серьезно относился к своей позиции. И вот что-то переменилось. Я не понимаю, как я пришел к этому. И не могу себе ответить на этот вопрос. Я всегда плыл по течению, и вот жизнь сделала такой поворот.

— Вы чувствуете гордость от того, что вы — евреи? — интересуюсь я.

— Еврейский народ дал миру двух самых великих вождей всех времен и народов, — не без гордости говорит Игорь. — И только еврейский народ мог позволить себе такую наглость — не последовать ни за первым, ни за вторым. Под первым имеется в виду христианство, а под вторым – марксизм. Это значит, что евреи не приняли Христианство, и что марксизма как правящей элиты нет, а евреи остались.

Все хором по-доброму смеются.

Или, например: «Дело происходит в Советском союзе. Были коммунисты и евреи. И один человек говорит другому: «Что ты хочешь этим сказать?», а другой отвечает ему: «Да, ничего. Просто евреи вышли в финал». — Игорь говорит обо всем как о самом собой разумеющемся, быстро и торопливо. Все внимательно его слушают. — Еврейский народ — что-то такое нетленное, то, что было, есть и будет. То, что неподвластно политическим и каким-либо другим изменениям. Но я не хочу сказать, что евреи в чем-то лучше других.

Дальше разговор ребят плавно переходит в спор в попытке ответить на вопрос, кого считать евреем.

— В 1948 году создается государство Израиль как «дом всех евреев». Осталось понять одну мелочь: кто такой еврей? Кто-то говорит, что еврей — тот, у кого хотя бы один из родителей еврей. Кто-то — у кого мама еврейка. И неважно, бабушка, прапрабабушка со стороны мамы — ты все равно будешь евреем. По Торе также есть разные точки зрения. Когда Израиль создавался как государство и пытался дать определение тому, кто такой еврей, решилось, что на получение гражданства Израиля имеют право все, у кого есть репатриированные родственники там.

— Иврит долго считался умершим языком, но в XIX веке его практически заново создал Ицхак Перлман Элиэзер. Причем был он из Российской империи, — говорит еще один молодой человек за столом — Давид. — Он мигрировал в Палестину в 1881 году. Его сын был первым, кто с детства говорил на «новом» иврите.

— Этот язык, на котором мы молимся? — спрашивает Паша.

— Да. Например, таких слов как «огурец» не было в Торе. Он их придумывал, — отвечает Давид.

Бар-Мицва — праздник в честь исполнения мальчику 13-и лет. У евреев именно в этом возрасте наступает совершеннолетие. Отныне и дедушка, и мужчина, и мальчик в 13 лет становятся в один ряд перед Всевышним и за все отвечают перед ним одинаково. Конкретно эта Бар-Мицва посвящена Натану — одному из сыновей раввина. Сегодня он именинник.

Привычный для меня небольшой холл синагоги становится огромным, когда я вижу, что сегодня шагу негде сделать — собралось много СМИ и гостей со всего света.

— Да сегодня вся Москва здесь! — говорит одна женщина другой.

— Да что тут говорить. Весь Израиль здесь!

Позже от каждого второго слышно: «Раввин разослал всем СМСки!» или «А вам тоже по СМСке приглашения пришло?». Если Пурим отмечался в некоей «еврейской» атмосфере, то Бар-Мицва стала праздником общественного характера.

Я снова в женской половине. Но сегодня мехицу совсем сняли. Женщины на «балконе», обставленном цветами, теперь похожи на настоящих цариц, которые смотрят на «представление», которые создают мужчины — в своей половине.

— Вы знаете, — говорит стоящая рядом со мной женщина, — а мне вот нравится, что женщины отдельно от мужчин в синагоге. Так хорошо. Можно говорить о своем.

— А откуда вы приехали?

— Мы из Латвии. Потом переехали в Израиль. Я — мама раввина Ицхака Горелика. — Я искренне удивлена. — Мы приехали с мужем. И еще приехал наш сын — главный раввин Хорватии и мой младшенький с женой. Ему 23.

— Сколько у вас всего детей?

— У нас 8. Ицхак с Ханной нас обогнали уже на одного.

— А внуков?

— Дай Бог, чтобы были здоровы — 35.

— Меня удивляет ваше умение воспитывать так много детей и не оставлять их без внимания. Как это получается?

— Не знаю, не знаю… — говорит Тамара медленно с великой гордостью. Она и вправду не знает. И вправду, очень гордится. — Мы всю жизнь работали архитекторами. И я, и муж. И в Латвии, и в Израиле. Мы и сейчас работаем.

Ицхак Горелик выступает с речью: «Спасибо, что вы с нами. Когда мы отмечали Бар-Мицву, нас всегда окружали братья, сестры, друзья. Когда 20 лет назад мы приехали сюда, то подумали: «А что будет, когда мы будем отмечать Бар-Мицву в Казани? Далеко от всех». И, слава Богу, что вы все приехали и с нами в этот важный для нас день… Моя мама сегодня находится здесь», — мама Ицхака Горелика все еще стоит рядом со мной, подняв голову еще выше, с удивительно сильным чувством гордости.

Раввин продолжает пожелания сыну: «У нас есть традиция , на иврите «Масона». Мои предки — бабушка и дедушка — жили в очень непростое время для еврейского народа. Очень трудно было соблюдать традиции, но их предки делали все, чтобы сберечь эти традиции в самые (!) трудные времена. И, слава Богу, они не просто передали нам традицию, что надо носить пейсы, соблюдать шаббат или надевать тфилин. Они передали нам еще одну очень важную вещь: все это надо делать с радостью! Они мучились здесь!» — почти крича, говорит раввин. «Разные мучения были. Но у них всегда (!) не просто не было сомнений в том, что это нужно делать, но они делали это с радостью и они были счастливы, что у них есть такая возможность — соблюдать традиции. На Бар-Мицву мы решили сделать Натану какой-то маленький урок, дать возможность дотронуться до прошлого — до евреев старых времен. Как они соблюдали традиции не в Израиле, а именно здесь — в Казани. Были разные места, где евреи молились, когда все это здесь было запрещено. И все это они делали с радостью. А сейчас мы хотим показать вам результат поездки по этим местам».

А дальше — небольшое видео, где Натан поет песню, и показывается старый дом, где евреи собирались для молитв и «не переставали танцевать». Такой же оптимистичный девиз на значках, которые раздали каждому с надписью «Мы счастливы», а еще мешок с конфетами, которые нужно было выбросить после чтения отрывка из Торы Натаном — серьезное и дебютное выступление нового совершеннолетнего члена общины.

— Татары всегда жили дружно с евреями, насколько я знаю, — говорит Тамара.

После праздника и танцев мужской половины синагоги начался фуршет.

— Угощайся, здесь все кошерное, — предлагают мне Паша и Давид, шутя.

Рядом с нашим столиком на стене фреска, где евреи приносят жертву в Храме. Те, что внутри храма — в белых одеяниях. Это символизирует то, что они совершили микву — очищение перед входом в храм и чтением молитвы. Кстати, мужчины должны делать это перед каждой молитвой, а женщина лишь раз в месяц (одна из многих привилегий для женщин — уникальное свойство иудаизма).

— Почему можно есть мясо? — спрашиваю я ребят.

Паша приносит пирожные и фрукты. Я задаю Давиду вопрос, который задаю всем здесь: почему он ходит в синагогу. Давид отвечает:

— Везде и всегда мне кажется, что я другой. Как-то… думаю по-другому. Не знаю, как именно, просто по-другому. А здесь я чувствую себя своим. Здесь хорошо.

Мы с Игорем поднимаемся по лестнице на третий этаж. Эта часть синагоги не религиозная. Параллельно лестнице на стенах висят фотографии, какой синагога была до ее восстановления в 1996-ом году — разваленной, руинной, почти заброшенной.

— Почему мне позволено читать молитвы? — переспрашивает меня Игорь. – Просто я немножко знаю иврит и могу на нем читать, вот и все. Раньше я не был религиозным евреем.

— Почему ты им стал?

— Сколько я себя помню, я знал, что я еврей, причем полнокровный. Но моя семья и все родственники, которых я знаю — нерелигиозные евреи. Но есть одна особенность. Христианство — вероисповедание не только русских, белорусов, армян или эфиопов. А иудаизм — это и есть еврейство. Во всех языках мира, кроме русского, это одно слово — Jewish. Поэтому даже если ты еврей не из религиозной семьи, то ты все равно приходишь на праздники в синагогу, потому что это еще и национальные традиции, а не только религиозные обряды. Ты не соблюдаешь кашру, шаббат или другие законы, но при этом тебя часто приглашают на еврейские праздники, ты ассоциируешь себя с этим. Это часть тебя. Повторюсь, что в религиях других народов такого нет.

— А почему ты стал ходить в синагогу чаще своих родных?

Игорь два раза глубоко вздыхает.

— Давай так, тут еще такой момент, помимо того, что мои родители были нерелигиозными, они же еще ничего не знали о своем еврействе в полной мере: знали, что они евреи, слова «кипа», «шаббат», «Тора» и что их законы отличны от законов других. У меня был примерно такой же уровень знаний, и поэтому мне все равно сложно было сформировать какое-то свое личное мнение об иудаизме и о том, что такое религия в принципе. Потом я стал ходить на уроки для молодежи, для мужчин и стал узнавать больше. И чем больше узнавал, тем больше понимал, что это близко мне. Что это соответствовало моему мировоззрению. Просто я никогда не знал, что религия тоже на такие вещи смотрит.

— На какие, например?

— Я материалист. Мне очень близки вещи, которые я легко понимаю, которые не имеют двух точек зрения. Раньше я был уверен, что религия — это нечто духовное, то, что невозможно постичь рационально. Со временем выяснил, что это далеко не так. Например, Талмуд — это еврейское право, которое настолько глубоко рассматривает каждую деталь и каждый нюанс конкретных ситуаций, на мой взгляд, даже глубже, чем светские законы в разных странах. В том числе, в России. Я часто привожу такой пример. Есть заповедь «Не укради». Казалось бы, ну, что тут спорить. Понятно, что нельзя лезть в чужой карман или сумку и брать оттуда что-то, и неважно — что: оно чужое. А если ты идешь, условно, по улице Баумана и лежит сторублевая купюра. Можешь ты взять ее себе или нет, при этом ты точно никому в карман не лезешь. Ни у кого не крадешь, но при этом приобретаешь чужое. Можно или нельзя? А если там будет не сто рублей, а 200? Что-то изменится или не изменится? А если это будет не на улице Баумана, а в другом месте? А сколько еще таких нюансов может быть на каждую заповедь. В такой-то ситуации можно брать, а в такой-то нельзя.

— В какой ситуации можно? А в какой нельзя?

— Талмуд построен так, что в нем дается какой-то прецедент, случай, проблемная ситуация. И на каждую ситуацию приводится мнение нескольких мудрецов. Тотальное большинство законов Талмуда потом переросли в законодательства некоторых демократичных стран. Например, если заходишь в кафе и видишь телефон на столе, который кто-то забыл, ты не можешь забрать его себе, — Игорь снова устало вздыхает. 

Поэтому сто рублей можно взять. А телефон нельзя, потому что у него есть опознавательные признаки — его содержимое, чехол, царапины. Еврейский закон учит тому, что, скорее всего, человек не отчается и будет искать. Не зря Талмуд стал именем нарицательным, потому что это большая и невероятно мудрая книга. Я понял, что в еврейской религии скрыта мудрость еврейского народа. — Слово «мудрость» Игорь произносит громче, уже не в первый раз, стараясь сделать на нем акцент. — Учась этой мудрости, я понял, что именно в ней секрет того, почему евреи достигли таких больших высот во всех сферах деятельности, в которых они работали. Я не могу сказать, что я соблюдаю абсолютно все 613 заповедей, но я понимаю, что мне это близко именно по этим причинам.

— Ты чувствуешь себя ближе к Всевышнему в постижении этой мудрости?

— Постижение этих знаний – одна из волей Творца, — отмечает Игорь, снова вздыхая и глубоко подумав некоторое время. — С этой точки зрения — да, я становлюсь ближе, потому что исполняю то, что Всевышний хотел, чтобы я исполнил. Может не настолько ближе, если бы я это делал только ради Всевышнего, а не ради знаний, но по факту — да. На этот момент, кстати, можно сказать, что тот же Талмуд говорит о том, что нет заповеди хотеть надевать тфилин или хотеть соблюдать шаббат. Есть заповеди: надевать тфилин, соблюдать шаббат. Просто еврейское писание говорит о том, что если ты все время будешь это делать, то тебе потом будет хотеться этого. То же самое, что и я здесь учу не столько ради Всевышнего, сколько для получения знаний об устройстве мира. Нет проблемы в этом. Есть заповедь учить — и я ее соблюдаю.

— А что ты чувствуешь во время того, когда читаешь молитву?

— Я чувствую единство поколений. Чувствую, что произношу те же самые слова — слово в слово, букву в букву (!), которые дошли еще от Авраама, Ицхака и Якова до моих родителей! Все мои предки, за исключением двух-трех последних поколений, это читали. Это просто невероятно! Три с половиной тысячи лет! Это дошло прямо вот до меня. Это вообще фантастика какая-то, — Игорь теперь говорит легче, не задумываясь, и широко улыбаясь. — Никаких подобных аналогов не знает мировая история. Чувствуешь себя частью чего-то уникального.

Бар-Мицва проходила без Кати. Это было одно из немногих мероприятий, в организации которого она не участвовала, потому что уезжала на еврейскую «Школу лидеров».

— Программы для еврейской молодежи направлены на то, чтобы увеличить количество людей в общине, привлечь максимум евреев-представителей молодежи, — объясняет Катя. — И делается это посредством интересных бонусов — поездок, например. И очень важно дать понять ребятам, которые приходят в общину, что не только они часть общины, но и община может стать частью них. Это одно из приоритетных направлений моей работы в общине.

— С чего началось твое «еврейство»?

— Еще в 90-х в Казани был еврейский клуб. Люди, которые туда ходили, были евреями только по маме или с очень близкими корнями. Моя мама ходила туда. Однажды подруге мамы предложили работать воспитателем в еврейском детском саду. Тогда еще он был в Казани. И меня отдали туда. Туда же ходила одна из дочерей раввина — моя сверстница. Так я стала близка к семье раввина, и, соответственно, ко всему, что происходило в недавно восстановленной синагоге.

— При этом твои родители не религиозные?

— Мои родители вообще не верят в Бога и не могут никак понять, что со мной происходит. В связи с этим возникают конфликты. Папа не может смотреть на то, что я делаю очень много дел по работе в еврейской общине, и что порой мне не хватает времени на свое образование в университете. Родственники говорят, что я самая настоящая чокнутая девочка. При этом в каких-то ситуациях поддержка от них просто максимальная. Семья раввина мне очень помогает. Не просто не мыть посуду в шаббат, например, а спросить, можно ли я помою завтра. Но я понимаю, что иногда мне просто важно выйти на конфликт со своим отцом, чтобы как-то в наших отношениях прогрессировать.

— При этом от своих убеждений ты не отказываешься. Почему?

— Мне помогает осознание, что все, чем я занимаюсь в EUROSTARS — не просто так. Это приносит мне огромное удовольствие и каждую пятницу-субботу, которые у меня всегда выходные, вне зависимости от обстоятельств, я провожу время с самой собой: читаю еврейскую литературу, насыщаюсь знаниями, набрасываю в голове идеи на будущее и, в субботу — на шаббат — особенно чувствую себя частью целого.

Хазан настолько красиво пел, и все это было так душевно! Это стоячая молитва… — на секунду Катя задумывается, уходя в воспоминания, а после говорит тише. — Когда ты видишь, как оно на самом деле выглядит, когда все евреи вместе молятся Всевышнему, чувствуешь, что ты приближен на расстояние руки. И чем сильнее эти эмоции, тем ближе кажется приход Машиаха (Мессии). Это то, в чем я чувствую себя как дома.

— С какого момента ты начала соблюдать заповеди?

— Пожалуй, когда я запустила ENERJEW (проект для развития общинного активизма и создания глубокой интегральной связи молодежи с еврейской традицией и культурой — прим. редакции) в марте 2016-го и стала работать с детьми. Но соблюдаю я еще, конечно, не все 613 заповедей. Соблюдаю Цниут стабильно я около полугода. Цниут — это «скромное поведение», не только в одежде, но и в поступках. Я носила юбку ниже колена, как и полагается по Цниуту, но в один день надела джинсы и тогда случилась неприятная ситуация, которая заставила меня задуматься о том, чтобы я так больше не делала. Я поняла, что каждую минуту на меня смотрят не только люди вокруг, на меня смотрит Всевышний и показывает, что нужно отвечать за свои слова и поступки.

— Ты готова надеть парик, когда выйдешь замуж?

— Для меня это самое красивое. Ведь только муж видит тебя настоящей, а все остальные видят только то, что ты хочешь показать. Так у вас сохраняется пространство, где есть только вы вдвоем. И законы в браке у евреев сложные, но безумно красивые. Есть тайна завесы, но ты знаешь, что это очень круто, — дальше Катя говорит так, словно кто-то опять поднимает ее на небеса. — Мне кажется, это — … магия. Ну и еще, чтобы выйти замуж нужно быть о-о-чень образованной. Чтобы тебе было, о чем разговаривать с мужчиной и правильно вести семейный быт. Помимо образованности должна быть любовь к детям.

Вечером, почти ночью, праздник в синагоге заканчивается и все весело, смеясь, выходят из нее — мужчины рассказывают анекдоты. Женщины цокают каблуками — нарядные. Мартовский морозный запах, когда зима еще не совсем закончилась, и ночью продолжает свое наступление. Внутри что-то другое. Кажется, ощущение, что с наступлением ночи чувствую себя так, словно только начался день. А по-еврейски именно так и произошло.