Наверх
Из портфолио

Не сложилось

Рассказ для тех, кто все еще складывает
27.04.2017
Гоша рос скучным ребенком -  это если давать определение. Но, если разложить его на детали-характеристики, то он был  совершенно незаметным, быть может, поэтому круг его друзей ограничивался родителями. Остальные лишь изредка обращались к нему с просьбами: "Дай списать!", "Дай мяч погонять!", "Сделай за меня доклад!", сходи куда-нибудь или сделай что-нибудь. И Гоша делал, давал, ходил. Характер. Он был нудным – об этом он узнал в 8 лет, когда его прогнали с дня рождения жестокие одноклассники, которые не желали слушать о вредном, жирном креме на торте. С тех пор мальчик предпочитал побольше молчать, а говорить только, когда спрашивают. Он был невнимательным. Для того, чтобы понять суть «Му-му» Тургенева ему пришлось прочитать рассказ, пересказать отцу, потом учителю, и потом, пересмотреть экранизацию режиссера Бобровского. В общем, пока другие мальчишки играли во дворе в футбол и разрывали урны петардами, Гоша скучно существовал. Единственное, что нравилось мальчику – это складывать.
Складывал он отменно - примеры по тригонометрии, книги в библиотеке на полки, разбросанные игрушки по полу, модели самолетов с отцом, даже примеры в столбик он складывал в уме гораздо лучше, чем, к примеру, находил общий язык со сверстниками, которые не обижали Гошу, но и особого интереса к нему не проявляли. Ну, странный, ну вроде умный, но скуууучный.
Самое неприятное для мальчика было то, что и без того он скромный и замкнутый поддерживал образ зануды аксессуарами навязанными мамой и врачами. Очки с толстыми диоптриями он носил по назначению окулиста и просьбе мамы, которая внимательно следила за улучшением зрения, которое так и не улучшалось, а с возрастом упало с -2 до -5 на правый глаз. Иногда для результата на улучшение Вера Матвеевна заклеивала левый глаз очков широким лейкопластырем. "Эта процедура важна была для коррекции дефектов оптической системы глаза", - так говорил отец. Но это никак не радовала Гошу, а скорее убивала в нем маленького мужчину, но зарождала сдержанность в характере. За такой внешний вид в школе мальчишки прозвали его – Циклопом и Георгий гордо нес это звание до 7 класса, пока не закопал очки на заднем дворе школы.
Еще ему приходилось носить ненавистные скобы на зубах, которые он снимал при первой же возможности, когда из виду пропадали родители, от этого зубы так и не выровнялись. Со временем скобы затерялись в пыли за стареньким диваном в детской, а потом и вовсе забылось, что зубы надо лечить. Так и осталась челюсть не сложенная.
Однажды Гоша посмотрел Голливудский фильм и понеслось. Он три недели уговаривал маму Татьяну Матвеевну купить ему кейс, который открывался бы от введенного пароля. В тот момент мама-актриса ТЮЗа подумала, что сын станет актером, но, к сожалению, ее мечты разбились, как хрустальный бокал с красным полусладким из под которого выдернули сценарий «Буратино». Гоша все также продолжал быть Циклопом нося в школу кейс с паролем – 007.
Имея массу недостатков внешне, внутри Георгий строил свой «Тетрис» из добрых дел. Кирпичик – перевел беспартийную бабушку через дорогу. Кирпичик - заметил ошибку в примере по алгебре одноклассницы. Кирпичик - построил скворечник для снегирей-не гирей на сосне под окнами дома. Так по кирпичику он и собирал головоломку внутри себя. Это было гораздо легче, чем уметь грамотно изъясняться или заводить новые знакомства.
И вот, вроде бы, к Гоше тянулись люди, а долгой дружбы не завязывалось. То, мальчик запишется в клуб исторической реконструкции и сломает копье печенега, потому что спасал честь и достоинство своего врага, который в ходе битвы потерял шлем. То запишется в клуб собирателей моделей самолетов, и, чтобы помочь выиграть своему соседу по двору - подарит свою модель, тем самым еще на старте проиграет. И как бы, все Гоша делал правильно, только «Тетрис» складывался, а жизнь нет.
Единственной отдушиной от несносного и сломанного мира для мальчика были походы на работу к отцу. Алексей Федорович работал в Телецентре уже 15 лет. Монтировал новости на Первом канале. Особой значимости свой работе Алексей Федорович не придавал, просто выполнял то, за что получал деньги, как если бы он работал сторожем на производстве веников для бани, где хулиганы украли уже вторую партию.   
Гоше нравилось, когда отец открывал двери центрального входа в Останкино, это всегда было как-то празднично, как будто поднимался занавес. Мальчик вбегал, проносился по скользкому полу. Дожидался, когда отец догонит его своим неторопливым шагом, и, они в одну ногу шли по широкому холлу, сворачивали в длинный темный коридор, проходили подземный переход между зданиями Телецентра и останавливались у 17-ой монтажной комнаты.
Алексей Федорович открывал дверь, Гоша забегал, прыгал на крутящийся стул отца и радостно начинал тыкать на все кнопки еще не работающей машины. Мужчина нажимал на важную кнопку, и пока компьютер загружался, они делали круг почета по всем монтажкам на этаже.
Гоше невероятно нравилось здороваться с коллегами отца за руку, по-взрослому, как настоящий монтажер. Он подходил, протягивал руку и старался крепко сжимать ее. При этом делал безразличное лицо, мол, так он делает каждый день, разворачивался и шел в следующую монтажку. Но такую важность происходящего и свою значимость мальчик чувствовал только в Останкино и только с отцом.
Уже в своей 17-ой монтажной, они поудобнее садились у экрана, и, Алексей Федорович показывал на какие кнопки надо нажимать, чтобы подрезать ненужные слова или целые фразы. Как сделать так, чтобы человек замолчал или заговорил быстрее. Отец учил его ровненько склеивать кадры, чтобы в эфире не было брака. Гоше нравилось учиться у отца, но он всегда все забывал и приходилось каждый раз все заново вспоминать. 
В день рождения Гоши родители зная пристрастие сына ко всему, что складывается, подарили ему огромную коробку с пазлами. В то, странное время 90-ых получить такой подарок для Гоши было удивительно, но отец заказал у знакомых, которые узнали у знакомых, которые знали, что где-то можно купить и купили коробку с пазлами.
Он стал рассматривать упаковку на которой красовалась высоченная Останкинская телебашня, именно такая она была видна у отца из окна монтажки. Мальчик замер. Он понял, что вот сейчас его родители подарили ему часть той огромной конструкции, которую он может сложить сам. То есть, получается, у него будет своя личная Останкинская башня, которую он соберет.
Гоша молча принял подарок от радостных и ждущих благодарной улыбки родителей и молча, без эмоций, сел на край дивана, поставил коробку у ног, поправил сползающие с переносицы очки, съел свой кусок праздничного пирога, и вышел из комнаты, таща за собой коробищу с мозаикой. Закрылся у себя, открыл подарок, и, разместившись на темном паркете, стал раскладывать детали по кучкам, разделяя их по цвету, по строению и размеру.
Разложив все семь тысяч пазлов, он притащил в комнату большой прямоугольный кусок картона, кинул его на пол, поставил коробку с картинкой перед собой, и, положив первую деталь на картонку, принялся собирать.
- Это фундамент. – Произносил он вслух, чтобы запоминать строение конструкции. – Это кольцевое сечение ствола. Это свет от проектора. Смотровая площадка. А, вот это, антенна.
Мальчик не отходил от картинки, как конструктор Николай Никитин от куска бумаги, когда в ночи придумывал проект башни. Гоша разбирал каждую кучку с деталями, прикладывал по очереди, подставлял пазлы друг к другу. Забыв о том, что за окном лето и ему по обязательному уговору с родителями надо было ходить во двор - посидеть на лавочке, подышать свежим воздухом. Он продолжал собирать.
- Гуляяяять!- кричала мама из соседней комнаты.
- Занят! – строго отвечал Гоша и продолжал складывать.
Он вытирал влажный лоб ладонью, нервничал, вслух считал количество поставленных деталей, пересчитывая их каждый день заново, убирал разлетающиеся по окну шторы, завязывал их в узел, подолгу смотрел в окно, мял пальцы, изучал строение белого потолка, открывал-закрывал дверь, собирал длинные женские волосы на полу, параллельно собирая картину Останкинской башни. В общем, отвлекался, чтобы сосредоточиться.
И только когда второй вторник его собираний подошел к 19:45 на часах, Гоша приготовился поставить последнюю деталь в темное небо, но… небо разлетелось на куски в голове мальчика, когда он не обнаружил ни одной детали на паркете. Ни-од-ной. На полу не было ничего кроме его самого, куска картона с почти собранной мозаикой и чистоты. Больше не из чего было собирать. Ничего нельзя было собирать.
Глаза мальчика расширились, он встал и резкими поворотами головы и зрачков стал рассматривать пол, старательно рассматривать, скрупулёзно. Но той последней детали неба не было. Гоша заглянул под диван, под шкаф, под тумбу, под батарею. Вытряс покрывало, одеяло, стянул простынь, проверил в подушке. Провел рукой по пыльному шкафу, заглянул в коробку с игрушками, потряс все игрушки, но детали так и не обнаружилось.
Гоша сел поодаль картины, откинулся спиной на стену, уперся локтями в колени согнутые к подбородку и стал рассматривать то что собрал, и, вспоминая, то что видел из окна монтажки отца. Замер. Он долго смотрел в одну точку, пока в комнату не вошел Алексей Федорович.
- Собрал? – спросил отец, выглянув из-за двери.
- Не складывается, - Гоша тупо уставился в точку, где осталось место для одного потерянного пазла.
- Как? – удивился отец, - что не складывается? – он присел на корточки и стал рассматривать картинку.
- Вот, - тыкнул пальцем Гоша, - не хватает куска на небе.
- Странно, - удивился Алексей Федорович, - давай поищем?
- Искал. – Прошептал Гоша.
- Ну, ничего страшного небо черное, мы фломастером замажем! – подбодрил отец.
- Не складывается. – Гоша сел на колени, подогнув под себя ноги, по-детски захныкал.
- Ну чего ты? – улыбнулся отец, - он сел рядом облокотившись на стену, и приобнял сына. – Это же не важно.
- Важно. Важно. Важно. – шептал Гоша, пряча лицо в ладонях.
- Брось ты! - расхохотался Алексей Федорович, - Знаешь, Гош, самое важное не потерять себя, а не деталь от мозайки. Собери свою жизнь так, как ты хочешь, и тогда все пазлы встанут на место. Хочешь, мы сделаем фото на фоне башни и вставим недостающий кусок неба?
- Хочу! - Хлюпая ответил Гоша. 

18 лет спустя.

Гоша вырос скучным человеком. Каждый из пяти рабочих дней он проводил в Останкино за работой, которую, по сути, не любил. Точнее, любил, но не ту, которую выполнял.
Как обычно Гоша пришел к 10 утра на проходную Телецентра. Поправил козырек кепки, натянул чуть ниже на глаза, подошел к охраннику на посту и сказал:
- Я по спискам.
- Где пропуск, Беседин, сколько лет по спискам ходишь?! Обещал же сделать!– охранник вальяжно пролистал папки разложенные на столе, сделал глупый вид, что он действительно озадачился и нашел фамилию Гоши, а потом нажал на кнопку и пропустил давно знакомого человека-по-спискам.
- Привычка. – Гоша осторожно прошел через турникет, за собой протащил старенький кейс, который поднял вверх, только бы тот не открылся.
- Гош?! – услышал он в толпе. Узнал корреспондента Наденьку и подошел поближе к турникетам. – Гош, попроси, чтобы пропустили, я пропуск потеряла, а мне текст сдавать через час.
Гоша сделал шаг назад от проходной, поправил очки на переносице и подошел поближе к охраннику.
- Пропусти, я ее знаю. – Очень тихо сказал Гоша.
- Не положено. – Ответил охранник и опустил глаза в списки разложенные у него на столе.
- Посмотри в списках, может она есть? – тревожно спросил Гоша, желая поскорее пропустить корреспондента и закончить свое доброе дело.
- Гоша! - строго сказал охранник.
- Я ручаюсь за нее, - мужчина поднял обе ладони к груди, как бы умоляя пропустить Надю.
Охранник потупил взгляд в бумаги, потерзался сомнениями секунд 15 и нажал на заветную кнопку, чтобы девушка могла пройти.
- Целую, Гоша, должна буду! – пробежала она и скрылась за всеми бесконечными дверями Телецентра.
И может быть, если бы не Гошины вечные выручания он бы никогда не опаздывал на работу. Но, так сложилось, что каждый день, КАЖДЫЙ, ему приходилось совершать поступки – найти кошелек у монорельсовой дороги, а потом искать владельца в толпе массовки, спасти раненого пса и отвезти его в питомник, или вот, как сейчас, попросить за кого-то, чтобы его пропустили на режимный объект без пропуска. Еще один кирпичик в «Тетрис».
Гоша уже направился ко второму подъезду, который разделял его и работу, но увидел, как знакомые монтажеры курят. Валера помахал рукой и позвал подойти. Естественно отказать он не мог. Характер. Гоша сильно пожал руки коллегам, как в детстве, когда бывал у отца на работе и даже немного улыбнулся, совсем чуть-чуть, краешком губ. Но эту вот его радость никто не видел из-за натянутой на глаза кепки.
- Курить будешь? – спросил высокий, сильный Валера, у которого на щеке красовалось пятно, как от страстного поцелуя. На это Валера обычно говорил: «Это на борьбе зажали».
-Бросил. – смутился Гоша, - но давайте. Все равно опаздываю. – тихо себе под нос сказал Георгий.
- Дружище, ты знаешь все, что происходит в нашем офисе! – громко сказал Валера и вальяжно похлопал по плечу худого и слабого Гошу.
- Нет, - замахал тот головой, пытаясь поскорей избавится от сильной руки Валеры.
- Знаешь! – Не унимался коллега. - Вот скажи, кто портит мои сюжеты?
- Как портит? – искренне удивляется Гоша.
- Кто-то приходит по ночам и исправляет мои сюжеты! В наглую берет, и подрезает слова у спикеров, склейки переделывает. Причем он же рукожопый, так как монтирует он, уже никто лет 20 не монтирует! У меня клиповый монтаж, я делаю модно, а он как будто по книгам Эйзенштейна правит – Валера кинул окурок в урну и вытащил из пачку вторую сигарету.
- А мне нравится! – вступился за «неизвестного» второй монтажер Слава. – Я прикалываюсь. Специально не блюрю логотип, на следующий день смотрю – сделано. И склейки у него не плохо получаются.
- Так не делается! Хочешь помочь – скажи, зачем приходить и портить все? Это хуже воровства. – злился Валера.
- Не видел. – Гоша затушил сигарету об урну и стал искать глазами хоть кого-то за кого можно зацепиться и уйти от монтажеров поскорее, чтобы начать работать.
- Постой, - Валера снова остановил Гошу положив сильную руку на плечо, - найди доп.мат по Листьеву. Есть видео где его находят мертвым в подъезде, не помню когда это было… - щурит глаза Валера.
- 1 март 95-го года. – Гоша помнил даты и числа всегда, всегда отменно, потому что по-другому бы не складывались бы таблички к титру – «год жизни-год смерти». А в его новостных выпусках это бывало частым явлением.
- Точно, от куда помнишь? – удивился Валера.
- Отец умер в этот день. – Гоша надвинул пониже кепку, поправил очки с толстой диоптрией на правом глазу и пошел поскорее работать. Опаздывал.
Пройдя через вторую проходную, он как на зло наткнулся на корреспондента, который 12 лет назад, когда Гоша только пришел на место монтажера отправила его раскладывать титры. Не сказать, что Гоша ее не любил за этот поступок, отнюдь, он считал, что она была права, что ему действительно рано было начинать монтировать. Мозайки складываются только, когда каждый пазл на своем месте, вот и он был на своем месте.
- Гош, там другой коридор сделали, так ближе – крикнула она увидев бывшего коллегу.
- Так привычнее. – Прошептал себе под нос Гоша и пошел по привычке.
Идя по длинному коридору, по которому он так любил ходить ребенком, Гоша до сих пор, каждый день из 5 рабочих рассматривал фотографии на стенах. Он заглядывал все в те же монтажки, в которых когда-то сидели друзья его отца, а сейчас там сидели какие-то незнакомые ему люди, но он всегда здоровался. Это было важно. Так научили.
Зайдя в офис редакции Гоша каждое утро протирал накопившийся за ночь слой пыли на столе, ровно раскладывал канцелярские принадлежности, проверял, чтобы карандашики были ровно заточены, чтобы ручки были закрыты колпачками, чтобы листы бумаги А4 были у края стола сложенные стопочкой, чтобы фотография с его отцом на фоне Останкинской башни смотрела строго на дверь. Он усаживался за свой мягкий, крутящийся стул, включал компьютер, открывает две нужные ему программы – Word для написания и Finel Cut для вставки титров в сюжет. И начинал работать.
- Ну, Гош, опять ошибка, не «ЗамИститель», а «ЗамЕститель», не «ПредсИдателя», а «ПредсЕдателя». – за спиной стала ругаться Надя, как будто в очередной раз ждала, когда же он сделает ошибку, чтобы тыкнуть его носом, как слепого котенка. Собственно, Гоша был слеповат на правый глаз и иногда делал ошибки из-за невнимательности. Иногда даже делал не «иногда», а постоянно. - Гош, ну столько лет одни и те же титры. – Надя напоминала ему его мать-актрису, которая, когда ее что-то не устраивало забавно кривила губы и фыркала, как европейская норка.
Гоша тут же начинал чувствовать себя виноватым, открывал наспех словарик Ожегова, и, проводя пальцем, как в школе перед учительницей, искал нужное слово для того, чтобы буквы сложились в слова. В такие моменты Гоша сгибался в плечах, прятался еще больше за свою кепку и уходил глубоко в мысли.
Еще сильнее его раздражало, когда в комнату входили шумные монтажеры и начинали громко что-то обсуждать. Невыносимо. Это было невыносимо слушать. И так не умеющий сосредотачиваться Гоша должен был преодолевать препятствия со слухом. Но со слухом у него было все хорошо. В такие моменты он надевал наушники, включал любимую с детства передачу про Полковника Задова и слушал ее. Иногда мог сам с собой посмеяться, не смотря на то, что все шуточки знал наизусть.
Проходящая за спиной Надя очень любила отрывать от работы и жутко скулить по поводу:
- Гош, блин, ну бесишь, ты столько лет делаешь эти новости хреновы, тут титры не меняются почти. Одни и те ж головы снимаем, и будем снимать, пока они не умрут или не обанкротятся, а ты столько ошибок делаешь?!
- Больше не буду, - говорил Гоша и после этого обычно выключал Задова, потому что как-то неловко становилось перед Надей. Чувствовал себя виноватым что ли.
К вечеру, когда все расходились по домам и едальням Останкино, Гоша выходил на охоту. Он закрывал дверь офиса на ключ, открывал блокнот с паролями от всех монтажных машин, записывал время в которое садился монтировать, усаживался сначала за один компьютер, потом за второй и начинал переделывать готовые сюжеты.
«Не умеете складывать – не беритесь!», - шептал он, - «Для того, чтобы быть настоящим монтажером надо быть очень аккуратным. Людям же надо говорить, вот и пусть говорят… нельзя здесь резать, надо резать в движении. А здесь у тебя что?! Как можно звук и видео резать в один момент! Нет, все должно быть складно».
Гоша любил поговорить сам с собой, потому что с остальными не складывалось как-то.
Взглянув на часы – 20:35 и оторвавшись от вечернего монтажа, он услышал шаги за дверью. Быстро вспрыгнув со стула Валеры он выключил чужой компьютер одним нажатием кнопки не сохранив исправленное, и прыгнул за свое рабочее место.
В кабинет вошел Константин Михайлович, директор дирекции информационного вещания и по совместительству человек с которым Гоша в детстве здоровался за руку.
- Гоша? – удивился он, войдя в кабинет.
- Да, работаю, тут…задержался. – Гоша пристально смотрел в свой компьютер работающий в «спящем режиме».
- Не успеваешь что ли? – Конечно же, только об этом начальник и мог подумать смотря на Гошу. Как ему успевать, если он каждый день опаздывал по уважительной причине.
- Что б не мешали, - первое, что пришло в голову «монтажеру-разбойнику», который нарушал покой мирных коллег.
Пока Константин Михайлович рассматривал документы, перекладывал папки, смотрел недомонтированные сюжеты, Гоша с замиранием сердца ждал его ухода, поднимая каждые пять минут глаза на часы, которые висели над его рабочим столом. И только когда в 22.38 начальник ушел, Гоша сел за сюжет Валеры и заново все исправил, как считал он правильным.
Только после своей сложной и совсем не безопасной работы Гоша чувствовал себя победителем. Он взял свой старенький кейс, положил туда блокнот со всеми записями, закрыл кейс на пароль, выключал все компьютеры и свет, закрыл офис на ключ и ушел.
У выхода из Останкино он всегда останавливался, смотрел на ночную башню и махал ей головой, мол, до завтра. Только дома Гоша был собой – невнимательный, несуразный, одинокий. У него часто заваливались ключи от квартиры за тяжелый комод, который приходилось двигать в час ночи, тревожить соседей, слушать отголоски их грубых криков ударами по батареи. Иногда он забывал выключить старенькое радио из розетки и оно в 12 ночи начинало кричать гимн от чего соседи тоже не радовались. А чаще всего он заходил на кухню, открывал шкаф, где была всего 1 кружка, грел чайник на плите, наливал себе кипятка, выпивал и шел спать.
Отца не стало в 95-ом, сердце. Через три года Вера Матвеевна встретила своего Джованни и уехала жить в Португалию. Там находилась и до сих пор. Иногда присылала сыну открытки с видом на Атлантический океан и подписывалась цитатами Пауло Коэльо. Больше жизнь взрослого сына ее не беспокоила.
На утро все повторялось. Открыл глаза, натянул мятые джинсы и поспешил на работу, забыв портфель в прихожей и вернувшись за ним – в первый раз, потому что не вспомнил зачем шел, второй раз осознанно забрать портфель.
В тот день он вошел в офис, опоздав всего лишь на 17 минут, потому что в метро была пробка из людей на эскалаторе, потому что, чью то юбку засосало в движущиеся ступени. И поэтому от ВДНХ до монорельса, а потом от монорельса до офиса Гоше пришлось бежать. И вот, войдя в офис, он замер.
- Гош, так не делается! – услышал он от Валеры, стоящим около рабочего места горе-монтажера. – Я просил, чтобы это прекратилось! Я же говорил тебе! Ты что меня за идиота держишь?! – начинал злиться Валера и с каждым словом повышать тон в голосе.
- Я ничего не делал. – Гоша встал у двери, уже приготовившись если что падать на пол, в случае, если Валера позволит себе кинуть в него степлером.
- Гоша! У меня есть видео! Ты работаешь на телеке, тут камеры везде! Ты знаешь, как работают вэб-камеры? Ты ж не дурак, Гош!
Нет, Гоша, конечно был не дурак, но подумать о том, что Валера сможет оставить включённую вэб-камеру ему не пришло на ум. Он вжался в белую стену так, что чувствовал каждую шероховатость ее, каждую погрешность. Хотелось вызвать штукатуров и маляров, чтобы исправить ошибки стены, но сейчас ему нужно было думать над своей ошибкой.
- Я больше так не буду. – Тихо, почти что себе под нос сказал Гоша.
Перед виновником стоял весь офис. Там и озлобленная орфографией Наденька и запутанный в эфирах Константин Михайлович и даже сонный Слава, которому не хотелось лезть в разборки, но стоять пришлось.
- Не будешь конечно! – крикнул Валера, - сколько ты раз это делал? Ты делал это специально?
- 12 лет. – Прошептал Гоша.
- Что? – Валера сел за крутящийся стул Гоши и замер не от злости уже, а от удивления. – ты 12 лет перемонтировал ролики?
- Да. – Признался Гоша.
- А можно сделать так, чтобы он здесь больше не работал? – Валера встал со стула, и, не произнося больше ничего, ушел на свое место.
- Да, хватит тебе! – вмешался Слава, - ну делал и делал, ты все равно только сейчас заметил!
- Он ничему не учится! – вдруг вырвалось у Наденьки. Она с выражением лица злого Тасманского дьявола поддержала Валеру, – постоянно одно и тоже, я что должна за ним титры править? С этой работой может кто угодно справиться!
Гоша молча перебирает ключи в руке, даже не поднимая глаз из под кепки. Ему стало невыносимо стыдно за то, что его работу заметили. Он же не хотел. Он так старался, сделать хорошо, чтобы не заметили, а его засекли. И так смешно засекли, что от одной мысли о том, что теперь будет его щеки становились еще бордовее.
Константин Михайлович сидя на крою стола Верочки, долго смотрел на Гошу. Потом резко встал и сказал:
- Пойдем, поговорим.
На ватных ногах Гоша добрел до кабинета начальника, встал посреди комнаты и боялся даже пошевелиться.
- Дверь закрой! – крикнул шеф. Гоша резко повернулся, закрыл дверь и от неожиданности своей резкости упал на стул. Сел.
- Гош, я еще знал твоего отца... Он учил меня монтировать, когда я был обычным корром, - начал медленно и размеренно говорить Константин Михайлович. - Я не могу тебя уволить, но ты же понимаешь, что и оставить тебя не могу?!
Самое страшно, что могло случиться с Гошей в тот момент, так это то, что он осознает, что больше никогда не сможет монтировать. Нет, даже не монтировать, а перемонтировать, править, собирать пазлы из видео-нарезки, и обязательно чувствовать себя победителем после проделанной работы. Он взял в руки листок бумаги и медленно стал его рвать.
- Давай так! - остановил взгляд на бумаге начальник.
Он снял трубку. Пропустил два гудка. Заговорил.
- Свет, послушай, помнишь ты говорила, что тебе нужен толковый человек на постпродакшн? .. Да… у меня есть такой. Хороший. Отлично справляется со своей работой. Очень надежный. Он у меня уже 12 лет работает.
Может быть не дособирать сюжет для Гоши было и страшно, но именно сейчас в голове взрослого мужчины пронеслась фраза его начальника – 12 лет. Все 12 лет Гоша хотел быть монтажером. Он честно старался, пытался и пробовал. Но за все эти 12 лет он ни разу не сделай свой личный, свой собственный сюжет. 12 лет он домонтировал чьи-то сюжеты ни разу не подумав о том, что свою жизнь он так и не смонтировал. Он недостающий пазл в огромной картинке Останкинской телебашни.
Гоша медленно поднял глаза, снял кепку. Замер.
- Да, он хорошо расставляет титры. Доп. мат ищет… зарплата, не больше 50 тысяч… не, больше не просит.. да я так всегда плачу. Почему не повысил? – улыбнулся Константин Михайлович, - опыта мало.
Шеф положил телефонную трубку. Еще раз внимательно посмотрел на незадачливое лицо Гоши и дал распоряжение:
- Смотри, оставить тебя не могу, у меня бунт на корабле. Отправлю тебя на ежедневную программу про технику. Работа та же, зарплата та же.
- А пропуск… как мне завтра пройти… куда? – это был единственный вопрос волновавший Гошу.
- Да, все также, зайдешь как проходил всегда. В АСК-1 придешь в 3-205. Если что, позвонишь.
- Спасибо.
Гоша выслушал шефа, покорно встал со стула, вышел. Собрал в пакет, который хранил на всякий случай в тумбочке, все канцелярские принадлежности, фотографию с отцом. А потом просто ушел.
Выходя из Телецентра единственным желанием его было, чтобы небо над Останкино сегодня было не розовым, не бледно-синим, а черным, как на его картинке, чтобы все пазлы были на месте.
Утром, собирая кирпичики для «Тетриса» - помогая старушкам заносить тяжелые пакеты в трамвай, Гоша спешил. Спешил, но все же опоздал. Когда на часах главного входа в Останкино показывало 11:22 Гоша забежал в набитый людьми лифт, доехал до третьего этажа, и, пройдясь по точно такому же коридору, по которому он любил ходить каждый день. Единственное, что отличало коридоры – это то, что развешенных фотографий на стенах он еще не видел.
Зайдя в новый офис, где расположение мест монтажеров, корреспондентов, редакторов, даже главного продюсера было ровно также, как и расположение в офисе, где он работал 12 лет Гоша даже обрадовался. Он протер пыль со своего нового рабочего стола, расставил наточенные карандаши, проверил все колпачки на ручках, выровнял стопку бумаги А4 у края стола.
- А меня Ксюша зовут! – крикнула корреспондент за спиной.
- Гоша. – Он даже не отрываясь смотрел на себя и понимал, что все как будто бы повторяется.
- Гоша…смешно, - улыбнулась девушка, на которую он смотрел в отражении черного экрана компьютера, - а почему с прежнего места работы ушел? Не сложилось?
В голове Гоши, как ударами церковных колоколов после утренней служба разнеслось эхом- «не сложилось, не сложилось, не сложилось». Он поднял кейс с пола, стоящего у ног, набрал код – 007, достал из него фотографию с отцом на фоне Останкинской башни, поставил на стол ровно смотрящую на дверь.
- Не сложилось. - ответил Гоша Ксюше. Включил компьютер. Открыл две нужные ему программы – Word для написания и Finel cut для того, чтобы вставлять титры. Приступил к работе. 

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...