Страсть как соединяет

- Э-э-э, - вздыхает сочувственно полутысячная толпа, когда канадская прыгунья с трамплина приземляется едва-едва за восемьдесят метров. Вроде того, что могла бы и подальше, ну, да ладно, в другой раз выйдет лучше.
- О-о-о, - раздаётся следом восторженное, это уже финка преодолела сотню. Так на базаре продавец свою корейскую капусту кимчхи нахваливает.
Азиатская публика деликатна, словно высокооплачиваемый психоаналитик. Ни оскорбительных посвистов, ни улюлюканий, намекающих на превосходство своих над спортсменами-инородцами.
Затем уже не слышно ничего и никого, за исключением включившихся на полную катушку российских болельщиков, хотя их раз-два и обчёлся. Нашим людям плевать на церемонии - они решительно приветствуют свою соотечественницу и только её.
- Ксюха Каблукова, молодец. Ксюха, давай. Все лузеры, кроме Каблуковой.
Ксюха выполняет свою попытку неважнецки – и по технике, и по расстоянию. Но это всё равно, потому что если болеть по-настоящему, знает каждый русский, то не столько за результат, сколько за человека.
Так в южнокорейской провинции Канвондо, недалеко от Пхёнчхана, где через год без малого состоятся ХIII зимние Олимпийские игры, проходит тестовое соревнование - этап Кубка мира среди летающих лыжниц.

Громче других орёт коротко стриженый, мощного телосложения европеоид. Он на голову выше всех прочих народов - преимущественно китайцев и корейцев, слегка разбавленных японцами. Может, тренер, например, по физподготовке?
Знакомимся. Он представляется: «Вова».
Выясняется, что Вова и небольшая компания вкруг него – евангелисты из Новосибирской области, а сам он – пастор.
Они приехали в Южную Корею по приглашению местных единоверцев, живут за их счёт в коттедже недалеко от олимпийской деревни, ездят на полученном в безвозмездное пользование автомобиле, ну и болеют по-фанатски, конечно. А всё для того, чтобы в преддверии Олимпиады проводить миссионерскую деятельность среди русскоязычных команд.
Сибиряки и нас, журналистов, попытались было приобщить своей вере, но потом поняли, что имеют дело с профессиональными циниками, и убавили пыл, переведя разговор в политкорректное русло патриотизма.
«Корейские охранники на входе, как только нашу группу с российскими флажками видят, сразу знаете что делают?»
«Крестятся?»
«Все трещотки и дудки у нас отбирают, – рассказывает пастор Вова, не дрогнув ни желваком на наше ёрничество – вот что значит правильная методичка. - Горластые мы очень, говорят, остальным мешаем».
Он лукавит либо набивает цену. Китайцы, например, производят шума не меньше – правда, берут не децибелами, а количеством глоток. Они везде, куда глаз достаёт, и уже на ноге у тебя стоят безмятежно. С китайцами всегда так: стоит зазеваться – и ты уже ими окружён. На глобальном уровне - тоже.
К тому же рядом бьют в национальные барабаны корейские бабушки и чуть-чуть старичков, человек двадцать всего. Барабаны - размером с музыкантов, ссохшихся под гнётом прожитого. Однако это не мешает им производить какие-то магические и при этом яростные звуки. Они притоптывают ритмически, кружатся на месте, изображая транс, и лупят что есть пенсионерской силы палками. «Бам-дам, бам-дам, дарам-бамбам», - бьют там-тамы и тут-туты. А внутри кольца лихо отплясывает, дирижируя и по фламинговому высоко задирая ноги, некто в чёрной высокой шляпе, в чёрных штиблетах. А из-под шляпы у него выбиваются две чёрные пряди волос, очень похожие на пейсы. Вероятно, какой-то персонаж местного фольклора. Выглядит это всё несколько антисемитски, хоть чёрный человек и имеет вполне классическое корейское лицо: будто поймали еврея и пытаются зажать его в тиски, а он ищет, как бы вынырнуть и сбежать на ПМЖ в добрую страну.
Пастор Вова с плохо скрываемой завистью глядит в сторону избыточно бодрых азиатов-долгожителей и лже-иудея - их не то пророка, не то сакральной жертвы. Потом произносит презрительно:
- Тоже мне: оркестр под названием «играем на свадьбах и похоронах».
Мы подумали, фигура речи. Оказалось – правда: пенсионерский ансамбль приглашён организаторами соревнований, играют они за деньги, а не за спортивную идею, и в обычное, неолимпийское время, обслуживают церемонии бракосочетаний и панихиды.
Соревнования заканчиваются. Спортсменки разъезжаются по отелям. Зрители исчезают так же внезапно, как появились. Это свойство азиатских людей вообще, и болельщиков – в частности: всё делать кучей и дисциплинированно, «проходим, не задерживаемся», запрыгнули в автобусы – и след их простыл. Никто не бежит в магазин на полчаса, чтобы прикупить пивка, со словами: «я быстренько, всего минутку, только сувениры посмотрю».
Новенькие, выстроенные под зимнюю Олимпиаду и встроенные в первобытные скалы трамплины в отсутствие людей смотрятся сиротливо, брошенными исполинскими животными.
На прощание пастор Вова дарит нам агитпроповский DVD-диск с кинофильмами о спортсменах, узнавших Бога – разумеется, евангельского. У него ведь тоже своего рода тесты.

Пхёнчхан получил право на проведения зимних Олимпийских игр только с третьей попытки, сначала уступив канадскому Ванкуверу, потом – нашему Сочи. Времени на подготовку у корейцев было более чем достаточно: когда они подавали в Олимпийский комитет последнюю, победившую впоследствии, заявку, их спортивные сооружения были возведены практически полностью. Сегодня же доделывают последние мелочи – главным образом инфраструктурные: достраивают скоростную железную дорогу от столичного сеульского аэропорта Инчхон, по которой можно будет добраться до Пхёнчхана за полтора часа, реконструируют автомагистрали, расширяют зоны парковок.
Всё это так не походит на Сочи, где приступили к строительству соревновательных арен и сооружений, грубо говоря, лишь через год после известия о том, что Игры пройдут в России.
Впрочем, дело, наверное, не столько в том, что у корейцев имелся временной запас, сколько в ментальной разнице. Мы удачно работаем в условиях цейтнота, не считаясь с затратами. Корейцы – наоборот: трудятся планомерно, отслеживая каждый рубль или, вернее, вону – это единица местной валюты.
«Корейцы – они такие, - сообщают нам наши соотечественники, не первый год живущие в Южной Корее и уже приспособившиеся к местным нравам, - они спать не будут, есть не будут, вообще ничего не будут, в кровь и сопли разобьются, но сделают так, чтобы дело шло согласно графику».
А если вдруг случится отставание, хотя такое трудно даже вообразить, то сразу вступит в действие традиционное правило «палли-палли», что можно перевести как «быстро-быстро». Иначе говоря, всё, что до этого делалось качественно и скоро, будет делаться не менее качественно и ещё скорей. Что там рассуждать: вопрос о том, успеет ли Южная Корея подготовиться к Олимпиаде, её организаторы вообще редко комментируют, воспринимая его как глупый или, в мягком варианте, странный. В этом случае их узкие глаза округляются, а на лице появляется изумление: о чём это вы, а?

Неудивительно, что Южной Корее выпало проводить у себя Олимпиаду уже во второй раз - после летнего Сеула-88. Это очень спортивная держава, к тому же имеющая опыт проведения крупных международных соревнований – достаточно вспомнить Азиатские игры и футбольный чемпионат мира 2002-ого.
Тройка самых популярных здесь видов выглядит так: европейский футбол (соккер), бейсбол, гольф. Где-то поблизости застыли в высокой стойке восточные единоборства. Конечно, если не принимать в расчёт киберспорт, в котором корейцам мало равных.
Работают несколько телеканалов, посвящённых этим играм. Что касается соккера, то комментаторы могут часами рассказывать об успехах тех немногих футболистов родом из Южной Кореи, кто закрепился в командах европейских лиг. Буквально каждое движение их корейских ног анализируют – причём с таким видом, будто речь идёт о неких божественных вибрациях, а не о пробежке по бровке большого зелёного прямоугольника.
А ещё по местному ТВ часами напролёт, вдумчиво, неспешно транслируют падук - корейский вариант игры Го. Но это уже совсем для тех, кто понимает, к тому же, как представляется, флегматиков по натуре.
Спорт здесь и способ досуга, и образ жизни, и лекарственное средство.
Корейцы знают толк в горных лыжах. Понастроили множество трасс по всей стране – и знай себе катаются. Да массово, да невзирая на возраст. Благо горы повсюду – что в на юге в Пусане, что выше по карте – как раз в олимпийской провинции Канвондо.
В один из дней подходим мы к своим автобусам и видим такую картину: двое наших водителей самозабвенно играют в мини-гольф на каком-то газончике – небольшом пятачке, покрытом пожухлой травой. Выясняется, так они используют время ожидания туристов, пока те осматривают достопримечательности, а клюшки и мячи возят с собой.
Каждый кореец чем-нибудь да занимается – если не спортивным, то физкультурным. Например, горными походами. Надевают всей семьёй трекинговые ботинки, берут палки – и вперёд. А некоторые отправляются покорять невысокие корейские вершины, чтобы избавиться от стресса, о котором рассуждают, как эксперты, все и везде, или от похмелья – говорят, отлично помогает.
Ну, а из российских спортсменов самый известный – это, без сомнения, Фёдор Емельяненко. Он не раз участвовал здесь в соревнованиях, побеждал. В сущности, для корейцев он – легенда. Правда, есть один казус. Дело в том, что корейцы не могут произнести звук «ф», у них получается «п». Но Фёдор Емельяненко за это совсем на них не обижается – он же не только сильный, но и умный.

Мы направляемся на соревнования сноубордистов - тоже тестовые. Трамплиновый сюжет повторяется – наши болельщики кричат, наши спортсмены не блещут. Но вот кто-то гладко выбритый из российских всё-таки не выдержал, подошёл на финише к участнику-земляку спросить, что да как. А тот, пацан безусый, давай оправдываться, мол, на тренировках ведь всё получалось. Заробел, в общем, перед дядькой. Ещё бы – тот в такую даль приехал.
Затем наш путь лежит в город Каннын, в нижний олимпийский кластер, где через год будут проходить соревнования по хоккею, фигурному катанию, кёрлингу.
Уже стартовал Кубок четырёх континентов среди фигуристов. Россиян в списках нет, поэтому соревнования смотрятся вяло. Приходится болеть за тех, чьи фамилии содержат славянские корни. Между тем на трибунах олимпийского ледового дворца полно народу. Очевидно, что с заполняемостью стадионов на предстоящих Играх проблем не будет. Страна небольшая и при этом густонаселённая – аж 50 миллиона человек вмещает, к тому же люди здешние любят и привыкли ходить на массовые мероприятия – даже не очень важно, какие.
К слову, от волонтёров тоже отбоя не будет, уже нет. Английский у них не ахти, но это компенсируется отзывчивостью. Они бескорыстно бросаются помогать с таким удовольствием, как наш бы человек за вознаграждение. В их глазах читается даже и что-то вроде национальной гордости: виданное ли дело, белокожий попал в затруднительное положение, а я, между тем, знаю и могу.

Хочешь – не хочешь, а сравниваешь Пхёнчхан всё-таки именно с Сочи. Потому что конкурировали за право проведения Олимпиады. Потому что для жителей обеих стран Игры – дело патриотическое и осознаваемое как нужное – по крайней мере, ни в России раньше, ни в Южной Корее до сих пор не было протестов против их проведения: никто не кричал на улицах, дескать, давайте лучше отдадим эти деньги в собачьи приюты и на социальные программы.
Потому что спортивные объекты там и тут расположены примерно по одной схеме: одни – в верхнем кластере, другие – в нижнем, и в обоих случаях у моря: у Чёрного и у Японского, которое корейцы называют Восточным, чтобы насолить японцам, в своё время оккупировавшим их родину.
Однако на этом сходства, пожалуй, и заканчиваются. Различий всё-таки больше, а некоторые - разительны.
Скажем, у нас, если проводят какое-то массовое мероприятие, в том числе и спортивное, то на каждом полушаге видна борьба за безопасность: полицейские патрули, магнитные скобки, досмотры, проверки документов. А у корейцев всего этого нет почти. Ну, заметили мы раз двоих в военизированной форме с немецкой овчаркой, проверяющих трибуны. Ну, перетрясли слегка девушки-волонтёры в белых перчатках наши сумки и рюкзаки на входе в Ледовый дворец – и на этом всё, больше никакого антитеррора.
«Страна непуганных, - рассуждаем мы, - наверное, из-за того, что у них взрывов в метро и захватов школ, как у нас, не было».
«Службы безопасности не видно, но это вовсе не означает, что её нет, - отвечают нам наши сопровождающие и многозначительно кивают на двоих уборщиков, ковыряющихся в мусоре рядом со склоном для фристайла».
Мы присматриваемся. Фигуры, лица, руки, плечи, особенно плечи, – широкие, крепкие по-военному, – всё это выдаёт в них специалистов по чистоте совсем иного рода, менее, скажем так, мирного.

Потом, уже проведя в Южной Корее какое-то время, понимаешь, что это государство чуть ли не помешано на безопасности, и в этом смысле напоминает Израиль.
В какое помещение не зайдёшь, везде встроенный в стену фонарь – пригодится, когда отключится электричество: просто вынимаешь его из пазуха, и лампочка автоматически включается. Каждая станция метро – это бомбоубежище, а их сотни, не то, что в Москве, например, не говоря уже о Новосибирске или Казани. В гостиничном номере, расположенном на высоком этаже, в углу стоит неприметный чемоданчик, где хранится альпинистское снаряжение на случай пожара. Конечно, вряд ли разберёшься, как спускаться, если случится что-нибудь экстренно задымляющее, но крюк, за который надо цеплять верёвку, вот он – с внешней стороны здания на уровне твоего окна торчит.
Или, допустим, такси. Здесь тебе предоставляется выбор. Хочешь так безаварийно ехать, что безаварийнее некуда, то заказывай автомобиль чёрного цвета – это означает, что у водителя стаж более 25 лет. Хочешь рискнуть, тогда бери белый, это – менее 5 лет, но зато и дешевле.
Кроме того, в Южной Корее, где развита электронная промышленность, очень много видеокамер, а это, как ни крути, залог безопасности в целом. Одних государственных - более миллиона, сколько у частников – и не сосчитать. Для такой небольшой по размерам страны – внушительное число. Видеокамеры здесь повсюду: нет такого магазинчика, точки общепита, храма, которые не были бы оборудованы глазом-роботом.
Во многом благодаря этому в Южной Корее низкая преступность, а любое убийство считается чрезвычайным происшествием государственного масштаба, и несколько дней о нём говорят в теленовостях.
Ввезти в страну что-либо запрещённое трудно, даже невозможно - ни наркотики, ни оружие, свободный оборот которого в стране запрещён. Это же фактически остров, поскольку на территорию северного соседа путь заказан. На границе между тем используются новейшие охранные технологии. Система распознавания лиц – есть. Сканирование отпечатков пальцев - пожалуйста. Такая процедура выглядит весьма футуристически. Отдаёшь аэропортовскому пограничнику паспорт, тот вкладывает его в хитроумное устройство, и оно, распознав твоё гражданство, на понятном тебе языке – в нашем случае на русском и почти без акцента – металлическим голосом требовательно просит приложить руки к небольшой полусфере. И попробуй не сделать – сразу откажут во въезде. Прямо фильм «Пятый элемент» какой-то. Хотя жаловаться, конечно, грех – ведь визу не требуют.
А мы-то всё недоумевали, почему наши родом из России гиды оставляют на улице свои машины незапертыми или так запросто бросают дорогостоящие гаджеты на столике в кафе и уходят в туалет или сделать заказ на кухню – приделают ведь ноги.
«Как приделают, - объясняют они, - так через два часа и назад вернут – по камерам их отследят, с автобуса снимут, и в кутузку».
Доходило до того, что мы оставались стеречь их мобильники и планшеты, хотя они нас об этом не просили. Потом ещё и посмеивались над нами. Вот она – сила привычки русского человека: тебе говорят, не крадут здесь, не грабят, а ты всё равно, как стрекоза, своим периферическим зрением сканируешь окружающее пространство и людей в нём – нет ли подвоха какого, не затевает ли кто против тебя мошенничества.
Гиды рассказывают, что к такой беззаботной жизни быстро привыкаешь. А потом они приезжают домой, в Россию, и там их тёпленьких, утративших бдительность уже ждут неприятности: тут гоп-стоп, там – колёса с автомобиля снимут.
В общем, и здесь, похоже, мы с корейцами разнимся. Нам бы демонстрации своей могучести побольше: дескать, смотрите, уважаемые иностранцы, сколько у нас средств и сил задействовано для безопасности, пусть никто даже и не думает посягнуть. А у корейцев иначе, им свойственна мягкая сила, потайная: пусть враг расслабится, выдаст себя – тут-то мы его и обезвредим, а потом крепко накажем.

И не следует забывать, конечно, что в тех местах, где будет проводиться Олимпиада, довольно сильна шпиономания - ввиду близости неспокойной Северной Кореи.
Говорят, в этом деле особенно усердствуют старушки – впрочем, как и везде на планете Земля. Если кого чужого заметят, тут же в органы звонят. Мы сочли было такие рассказы байками, но передумали, спустившись к морю и увидев южно-корейское побережье: вдоль него на многие километры тянется добротно укреплённый сетчатый забор, поверх которого пущена витая, как на наших строгих зонах, колючая проволока. Выяснилось, что такие укрепсооружения решили возвести после того, как несколько лет назад здесь ловили и затем уничтожили северно-корейскую диверсионную группу.
Вообще, Северная Корея как тема возникает в разговорах южан постоянно, иногда и против воли.
Пока мы инспектировали олимпийские объекты, а заодно - и заведения традиционной корейской кухни, сулящей болельщику массу неожиданных гастрономических экспириенсов, пришла новость: в Малайзии убит брат главы Северной Кореи Ким Чен Ына.
Хорошо, что мы уехали из Сеула, говорит кто-то из местных. С интонацией веселья, но и со сталью в глазах. Шутки шутками, а значительная часть южно-корейской столицы находится в зоне поражения соседскими ракетами.
Знакомый, живущий в Сеуле, рассказывает, как однажды возникла военная угроза со стороны Северной Кореи – что-то по нашим, российским, меркам вегетарианское: несколько не очень калиберных выстрелов в южном направлении. Так тут же всем его корейским друзьям мужского полу пришли смс-сообщения, чтобы они прибыли на те пункты сбора, к которым приписаны. Кстати, в Южной Корее действует всеобщая воинская обязанность, а срок службы – два года. Никаких драматических последствий этот инцидент не имел, но рынок, вспоминают корейцы, капитально колыхнулся.
Спустя время появляется новость другого толка – о том, что восемьдесят спортсменов Северной Кореи примут участие в зимних Азиатских играх в японском Саппоро, а это может означать, что они приедут и в Пхёнчхан на будущий год.
Эти две новости словно уравновешивают друг друга, и нервозность спадает. Правда, ненадолго – сейчас Южная Корея переживает неспокойное время: что ни день, то массовая акция протеста или политический скандал. Теперь телевизор сообщает об аресте главы компании «Самсунг» господине Ли Чжэ Ёне в связи с коррупционным расследованием, из-за которого якобы замешанному в нём президенту страны госпоже Пак Кын Хе объявлен импичмент.
«Самсунг» - для корейской экономики компания системообразующая. Считается, что каждый кореец мечтает там работать.
«А «Самсунг» - это как переводится? – спрашивают наши люди корейских, в то время как те с тревогой следят за падением самсунгских акций.
«Три звезды».
«Как коньяк», - понимающе комментируют наши люди.

Подготовка к Олимпиаде проходит в Южной Корее на фоне политического кризиса, начавшейся предвыборной борьбы за президентское кресло и массовых уличных акций протеста. Но корейцы умудряются не смешивать политику и спорт. Строят себе и строят олимпийские объекты. Без лишнего гама о том, что за ценой не постоим, чтобы впечатлить всех и вся. Наверное, мечта такая есть, но она не артикулируется – ни в медиапространстве, ни в обычных застольных беседах.
Корейцам Олимпиада нужна для другого – они хотят использовать Игры как повод познакомить мир со своей страной, её культурой, продвинуть их ещё дальше и глубже в международное пространство.
Любой, кто делает Южную Корею позитивно заметнее в глобальном контексте, поощряется на уровне государства.
Показателен пример поп-исполнителя, выступающего под псевдонимом PSY. Его песня «Gangnam Style» в недавнем прошлом была бешено популярна и практически поработила Интернет. Как следствие, южно-корейское министерство культуры наградило певца своей премией. Хотя, начистоту сказать, культуры там – как корейского в корейской морковке, о которой в Южной Корее, оказывается, слыхом не слыхивали.
Во всём сказанном есть своя простая логика.
Южная Корея – производитель и экспортёр. А чтобы продавать, необходимо быть дружелюбным. Поэтому корейская международная политика чётко нацелена на сотрудничество с другими странами, в том числе и спортивное, предусматривающее массу обменных и грантовых проектов. Есть, например, государственная программа по обучению в Академии спорта детей и подростков из тех государств, где зимние виды слабо развиты. Об этом нам рассказывает стенд в рекламном центре, посвящённом Пхёнчхану-2018. Правда, у корейцев, похоже, неважно с географией, потому что на карте мира Латвия расположилась рядом с Новой Землёй, а Монголия оказалась где-то в Западной Сибири. Но они быстро обучаются, а будущая Олимпиада, нет сомнений, исправит их ошибки. Хотя с другой вот стороны, разве может не радовать глаз русского человека такой, например, корейский туристический девиз: «Посетите Владивосток – самый близкий к нам европейский город».
Впрочем, Южная Корея не была бы успешным и состоятельным государством, если бы заботилась только о своей репутации, забывая о прибыли.
Организаторы Олимпиады сообщают, что, потратив на неё всего 12 миллиардов долларов США, они рассчитывают получить в качестве экономического эффекта впятеро больше. Кстати, российским чиновникам от спорта и прочей нашей бюрократии будет любопытно узнать, что при подготовке к Играм Южная Корея не вышла за пределы предусмотренной сметы. Экономическое чудо, словом.
В Южной Корее уверены, что Игры дадут толчок для развития пока ещё по преимуществу аграрной и малонаселенной провинции Канвондо – при этом одной из самых живописных, с дикой природой и горным массивом Сораксан, местами напоминающим итальянские Альпы, а иностранные путешественники благодаря Олимпиаде узнают о её столице Чхунчхон, называемой в обиходе корейской Швейцарией из-за обилия расположенных на высоте озёр.
А вот и ещё одна деталь – из разряда волшебных. На олимпийских стройках здесь работают только корейцы, никаких гастарбайтеров. Работа престижная, государственной важности и поэтому делать её надо своим – рассудили, очевидно, местные руководители.
Такой подход вполне согласуется с тем национально-экономическим протекционизмом, которого придерживается южно-корейское государство.
Почему, скажем, действует запрет на ввоз в страну иномарок старше двух лет. Да чтобы «японцы» не заполонили внутренний автомобильный рынок и не ввергли в убытки своих производителей.
Или вот, допустим, компания, работающая на территории Южной Кореи, собирается нанять иностранца. Так прежде ей надо доказать, что в природе не существует такого корейского гражданина, который мог бы его заменить.
И всё в таком же духе: мы за нацию, как бы говорит корейское государство, всегда и везде, своих никогда не бросаем.
Вообще, коллективные, земляческие традиции у корейцев очень сильны. Если надо выполнить глобальную задачу, тем более – патриотического свойства, они плечом к плечу поднимаются и начинают действовать сообща. Что-то такое в воздухе происходит, какое-то неуловимое движение ли, слово ли, объясняют нам наши соотечественники, момент-другой, и вот они уже собрались вместе, миллион человек на митинге – как нечего делать, другой миллион, чтобы подготовиться к Олимпиаде – то же самое, может дело в их буддизме махаянского толка, где просветления пытаются достигнуть на благо других, а не себя одного любимого.
***
Некоторое время назад организаторы Пхёнчхана-2018 рассказывали о возможной нехватке мест при размещении болельщиков. Теперь и эта проблема, похоже, отпала: посчитали имеющиеся ресурсы в виде пустующих зимой прибрежных отелей, пансионов, кемпингов и гестхаусов и поняли, что смогут выдержать туристический наплыв любой интенсивности и численности. Ну, а уж если начнётся столпотворение, то делать нечего - задействуют лав-мотели, дома свиданий у дороги, если по-простому, которых немало в Южной Корее.
И раз зашла речь о любви. Помните, как критиковали слоган сочинской Олимпиады за то, что её английский перевод вызывает эротические ассоциации: «Жаркие. Зимние. Твои». А знаете, какой слоган у Олимпиады в Пхёнчхане? «Объединяющая страсть». Вот-вот.