Врач анестезиолог: о Боге, святой лжи и цене человеческой жизни

Алексей тепло улыбается и много шутит, рассказывает о себе и своей работе. Анестезиолог – врач, который помогает хирургу и больному в экстренной ситуации. Это требует большой самоотдачи. Нельзя сказать пациенту: «Приходите завтра». Через полчаса человек может умереть.

Почему вы решили стать врачом?
В моей семье врачей не было. И денег не было. И связей нужных – тоже. Может поэтому в меня никто не верил? Какой из меня врач будет?!
Мама много работала. Сначала тренером в «Волне» (она у меня мастер спорта по академической гребле), затем на заводе. Одна пыталась прокормить четверых: себя и меня, дядю и бабушку. Дядя пил. Бабушка болела: желтая вся стала, сухая. Мучилась. Врачи отказались забирать ее в больницу – пусть умирает дома!
Меня отправили пожить к маминой подруге, чтобы я не видел этого. Обидно было, но я не мог помочь бабушке. А те, кто могли – ничего не сделали! Наверное, тогда я и определился, кем стану в будущем. 

Бабушки не стало. Остался я, дядя алкоголик и мама, которая старалась протянуть уже троих. Работала в школе и в больнице (санитаркой). Еду, которая после раздачи оставалась, не выкидывала, домой приносила – мы это ели. Бывало, соседи колбасы отрежут, сыра – так и жили. Когда в гости приходили, и я видел борщ с мясом, мне казалось, что такое блюдо могут позволить себе очень богатые люди.
Чтобы поступить в университет, пришлось не учить - зубрить книжки. Я и половины не понимал из того, что ежедневно заучивал, но и это мне помогло. Сдал на четверки. Подал документы в несколько Вузов и колледж – прошел везде. Учился не на отлично, но сдавал всегда сам – бывало, по десять раз один предмет.
Сейчас думаю, кем был, если бы не стал врачом. Машинистом? Не представляю. 

Как работает врач-анестезиолог?
Принцип работы анестезиолога в плановых и в экстренных клиниках отличается. В плановых служба разделена по отделениям: реанимация или интенсивная терапия и служба анестезиологии. В экстренных, скоропомощных многопрофильных (таких как наша) - отделение анестезиологии и реанимации функционируют как единое целое.
В смене 4 человека. Больница круглосуточная. Мы не имеем права на сон. Но, стараемся подменять друг друга ночью, чтобы каждый мог отдохнуть.
В дипломе написано, что я анестезиолог-реаниматолог и педиатр. Работаю анестезиологом. Занимаюсь исключительно хирургическими больными. 

Почему не работаете с детьми?
Я ординатуру проходил в Детской Областной больнице. Был случай, в моральном плане тяжелый. Прихожу как-то на смену и вижу: на столе лежит новорожденный ребенок. Мальчик. Голова пробита. Отчим сначала изнасиловал его, а потом решил добить молотком. После этой истории, я понял, что не смогу лечить детей.

Многие из ваших одногруппников стали врачами?
Меньше половины. Кто-то ушел еще на первом курсе, а кто-то - после того, как увидел первую смерть. Я не осуждаю их, это тоже выбор. И честно отказаться, может далеко не каждый. 

Как давно вы работаете?
Со второго курса университета. За восемь лет обучения успел поработать в онкологии, пульмонологии, гематологии, на скорой помощи фельдшером, в реанимации. В реанимации мне нравится больше всего. Грань жизни и смерти – я подсел на этот адреналин.

Начинал с санитара: месяц утки выносил. Потом ко мне подошла старшая сестра и говорит: «Хватит! Попробуешь в вену колоть?!»
Спасибо женщине, пациентке, которая согласилась на это. У меня получилось. Со следующей смены вышел работать уже медбратом. Вначале в отделении пульмонологии, потом в гематологическом отделении – на три года остался. Смертность там была очень высокая. До сих пор помню Володю – это первый человек, который умер у меня на глазах. В лицо помню, по фамилии, имени и отчеству. Диагноз: обширный инсульт. Врачи запретили его даже поворачивать, оставили с родственниками - те за ним смотрели. Слышу, зовут:
- Не дышит, - говорят.
Выяснилось, что они и сажали его, и крутили. Но родственникам не объяснишь! Они никогда не осознают, что могут навредить.
Их можно понять. В больнице решается судьба всегда близкого человека: мамы, папы, сына, дочери. Они не могу помочь, и требуют этого от нас. Но под всех руки не подставишь! Существуют заболевания, которые невозможно вылечить. В некоторых случаях, мы просто облегчаем боль: где-то лекарством, где-то хотя бы словом. 

Вы честно говорите пациентам о том, что не в силах им помочь?
Привозят пациента, у него болит живот. Болезни разные бывают: это может быть и запущенная форма онкологического процесса. Проще, рак брюшной полости. Чем здесь помочь? Мы не говорим пациентам о том, что они умирают – это святая ложь. Да и в таком состоянии, они не задают вопросов.

Эвтаназия – это помощь или убийство?
К эвтаназии я отношусь не плохо, и не хорошо. Есть два варианта этой процедуры: активная и пассивная. В первом случае, врач вводит больному препарат с его согласия - это в нашей стране запрещено. Неоказание помощи – это такая же эвтаназия, только пассивная. Это как раз то, что произошло с моей бабушкой.

Насколько важно вовремя обратиться к врачу?
Пациенты губят себя сами. Если обратиться на начальной стадии, можно вылечить рак. Если в первые два дня после заражения – даже СПИД.
Иногда привозят больного в пять утра. Кричит:
- Неделю болит, терпел, больше не могу, сделайте что-нибудь! - просит.
- Почему вы не обратились в больницу? - спрашиваешь, уже больше от обиды. Почему днем не приехали?
Смотришь на него, на родственников. Понимаешь, что если это заболевание, которое ты предполагаешь - сделать ничего нельзя! Время упущено.

Для каждого пациента предусмотрено индивидуальное лечение?
Сейчас мы работаем, к сожалению, а может, и к радости, по стандартам – протоколу и клиническим рекомендациям оказания скорой медицинской помощи. Мы поставлены в узкие рамки. Никто не хочет повторять судьбу Еленой Мисюриной - слышали, наверное? Скольких людей она могла спасти, если бы не сидела в СИЗО?!
Раньше мы как-то сами думали: нужен тот препарат или этот. А сейчас на каждый случай - определенный перечень. Протокол - наша врачебная защита. Я не могу сказать, что это мешает лечению. Нет. Это что-то вроде…недооказание помощи. 

Но, если назначить препарат, который не входит в список, а больной умрет. Пусть спустя время, пусть даже от другой болезни - будет проверка. Больница, страховая компания, врачи, прокурор. Вопрос:
- Почему назначили другой препарат?
Можно, конечно, попытаться что-то доказать, но в лучшем случае лишат диплома, в худшем – свободы.

Исключений нет?
Вот у меня есть пациентка с желудочным кровотечением. Диагноз: язва – рак. Назначенные в её случае препараты, не действуют. Мне бросить ее? Это ведь жизнь. Даже с болью и заболеваниями, дороже её нет ничего.
«Ничто не стоит жизни, и жизнь ничего не стоит», - это я из университета еще помню. 

Вы верите в Бога?
Если касаться вопросов религии, мы уйдем от медицины. Да. Верю. Проработав в отделении реанимации, я верю в Бога. От Бога ли боль?! Я не знаю, но моя задача облегчить её и помочь.
У нас бывает, священник приходит. Отпускает грехи. Уходит. И сразу начинают умирать пациенты. Это не совпадение. Это факт.

Вы много времени проводите на работе?
Мне могут позвонить в два часа ночи в мой выходной. Что я должен сказать? Я сплю?!
Я, конечно, раньше читал книжки о том, что врачи живут на работе. Только осознание этого, пришло на собственном опыте. Зарплата была очень маленькая. На двадцать тысяч я должен был оплачивать квартиру, кормить себя и девушку, помогать маме. Приходилось работать и на две ставки, и в разных больницах.
Сейчас, отработав в экстренной службе сутки, я еще столько же сплю. Но это то, что называется «мое». Мне это нравится.

Что самое тяжелое в вашей профессии?
Страшно говорить детям, что их мамы больше нет. Когда за дверью девочка лет двенадцати с передачкой, а тебе нужно выйти и все сказать! Как?
- Мамы больше нет, оставь еду себе?!
Слова теряются. Никто не знает, как сложится жизнь ребенка. Родственники пожилых людей морально готовы. Ребенок не готов. И невозможно его подготовить.
Страшно, когда приходится говорить все по телефону. Когда после тяжелых слов, слышно истерику или бросают трубку. Ты ведь никогда не знаешь, что происходит на том конце провода! 

Почему скорая помощь так долго едет на вызовы?
Когда вы звоните в скорую, звонок попадает в ЦДС - центральную диспетчерскую службу, только потом передается на подстанцию (по территориальному принципу), а с подстанций – вызов идет врачу. В минуту - 5-6 звонков. Одна машина на вызов тратит от 40 минут до часу. За этот час, сколько вызовов поступит?
Раньше было распределение бригад, сейчас нет. Теперь на кардиологический вызов поедет не врач кардиолог, а фельдшер.
Существует и вероятность ошибки, человеческий фактор – задержка может произойти на каждом моменте передачи. Из должных двенадцати машин, на подстанции чаще восемь. Врачей не хватает - уволились из-за зарплаты. Нет машин, нет врачей – задержка. Как думаете, успеют ли четыре врача на восьми машинах спасти всех?
Часто люди жалуются, что ждут нас два часа. Но эти же люди никогда не пропускают машину скорой помощи в пробке. А мы можем просто не успеть!

Чего вы боитесь?
Смерти и боли. А еще стоматолога. Перед его приемом, всегда прошу уколоть мне «Кеторол». И только потом иду.
Но когда я делаю больно человеку – я не боюсь. Если я буду думать о том, больно ему или нет, я не смогу помочь. В экстренных ситуациях большинство манипуляций выполняется без анестезии. 

Нужно ли обезболивать людей, которые находятся в бессознательном состоянии?
То, что пациент не может сказать, не значит, что ему не больно. Раньше считалось, что дети до года боли не испытывают. Все врачебные вмешательства им выполнялись без анестезии. Тот же принцип: если не могут сказать, значит не больно!
Провели исследования. Выяснили, что среди тех детей, которым в детстве делали разного рода лечения, не обезболивая, много аутистов.

Каким вы представляете свой карьерный рост?
Я хочу иметь возможность лечить людей – это все. Не хочу быть заведующим, не хочу никого учить. Я занимаюсь любимым делом. Я на своем месте. И это важно…

У вас есть мечта?
Домик хочу. С одной стороны от него сосновый лес, с другой - море шумит. Окна в нем большие-большие - под потолок. Под домом – погреб. Буду там огурцы солить.
- А как же адреналин? – удивляюсь.
Ты спросила - я ответил.
Я люблю море почти так же сильно, как и спасать чью-то жизнь. 

...
В больнице тихо. Мы - в экстренном блоке. Сюда не пускают посторонних.
На кардиомониторе чья-то линия жизни прыгает то вверх, то вниз. Оставляет ломаный след, рисует грань - грань жизни и смерти. Сердце бьется, человек борется. Самая важная битва и самая сложная победа.
На кушетке женщина: тощая, белая, сухая.
- Бабушка инкурабельная, - говорит Алексей, - мы не можем ей помочь. Это процесс... умирания. У нее протезированы легкие и почки. За сердце работает аппарат. Борется. Через пятнадцать минут она умерла.