«То, что мы делаем на татарском, это способ изучать свою культуру и язык‎»‎

Саша: Это определенный вид мазохизма — слушать то, что тебя раздражает, потом заходить в комментарии и писать про это.

— Сейчас в группе восемь человек?

Ания: Да, включая концертного звукорежиссера. У нас все время плавающее количество человек, зависит от того, кто в городе и доступен. Ядро группы — Саша, Тимур, я. Мы занимаемся организацией, проталкиваем идеи, а остальных привлекаем по факту. Так выстроилась работа со временем. В последнем альбоме трое из группы не участвовали. Скрипачка рожала, но и то вырвалась на пару часов на запись трека. Катя и Марат не были задействованы, были сложные времена, не получилось.

— Как вы обычно работаете над материалом?

Ания: Тексты мы берем у татарских классиков и наших друзей-поэтов. Сначала Саша накидывает музыку, потом ищет подходящий текст.

Саша: За тексты в основном отвечает Ания, потому что ей их потом исполнять. Мы с ней приносим мелодию, положенную на какую-то базу, и затем вместе с Тимуром создаем аранжировку. 

Тимур: Наоборот. Татарская эстрада очень сильно позиционируется как этническая музыка. К не очень традиционным песням добавляют баян с татарской мелизматикой (способ распева текста, - прим. «Репортера») и продают на территории Татарстана из разряда «это наше, а не русское». Раз уж мы татары, то нам по-настоящему должна нравиться татарская эстрада.

— Тогда как бы вы охарактеризовали свою музыку?

Тимур: Я бы назвал это арт-попом или инди-попом, индитроникой. У нас, скорее, попсовое звучание с экспериментальной электроникой, потому что поп ассоциируется с ярким женским вокалом.

Саша: На барокко-поп тоже немного похоже.

— Но инструменты традиционные — это от этно?

Тимур: На данном этапе у нас их не больше, чем в обычной поп-музыке.

— Вы говорили, что вам нравится петь на татарском, потому что музыка получается как бы закодированная. Вам бы хотелось, чтобы вас воспринимали как шифр или чтобы люди искали переводы, трактовки?

Ания: В начале нам было неважно, понимают или нет. Мы не обращали внимания на произношение и окончания, а эти маленькие различия влияют на перевод. Этого можно было избежать. А сейчас то, что мы делаем на татарском, — это способ изучать свою культуру и язык, — и отношение меняется. Хочется, чтобы люди обращали больше внимания на текст. С одной стороны, это шифр, первый слой. Второй слой тоже очень доступный, мы сами заказываем перевод и публикуем его. Сейчас стараемся, чтобы человек при малейшем желании смог найти нужную информацию.

— В жизни прибавилось татарского после прихода в группу?

Саша: У меня поднялся уровень татарского. Я несколько месяцев жила в Турции, сейчас в Казахстане. Знание татарского, которое у меня есть сейчас, в том числе из-за музыки, сильно помогает понимать носителей и турецкого, и казахского.

Тимур: Я лучше знаю английский, чем татарский, хотя я наполовину татарин. Меня в детстве отправляли в татарскую деревню на лето. В деревне не было русскоговорящих, меня просто бросали туда, и я учил как мог.

Ания: Кстати, у Саши и Тимура дедушки поэты. Они тут голубых кровей. Но мы никогда на их стихи ничего не делали.

— Вы еще выпускали песню на бурятском, как это произошло?

Саша: Я нашла конкурс, где если тебя выбирают, отправляют в поездку на Байкал в культурный лагерь. Там вместе с их народным ансамблем создаются аранжировки, проводятся мастер-классы. Меня это вдохновило, потому что я очень хотела бы там побывать, и сама тусовка зарядила. Нам скинули советскую бурятскую песню, очень похожую на татарскую. Мы взяли призовое место, особенно оценили нашу обработку. Поскольку тогда был ковид, они не смогли привезти нас, но дали немного денег в качестве приза.

— А вы хотели бы делать музыку на других языках?

Ания: Мне на португальском хотелось бы. Нравится, как он звучит.

— Что получилось взять из хора в свою музыку?

Ания: В хоре вокальная манера связана с куполом, когда положение неба округленное, сферическое. Звук отличается от народного.

Саша: Когда поешь в хоре, слушаешь много музыки академической, народной, музыку разных периодов и культур. Сейчас, когда пишу песни, сразу представляю, куда можно вставить хор.

— На последнем альбоме у вас много хоровых вставок. Как записывали хор?

Ания: Хор записывался к каждому треку, но в песне «iyun» его больше всего. Записывали в акустике. Одна сессия была в помещении Национальной библиотеки. Мы поставили в зал всех вместе с дирижером, записывались на несколько микрофонов. Остальное писалось в загородной студии.

Тимур: Я как звукорежиссер не сказал бы, что мы хорошо его записали. Но попробовать стоило, процесс нам понравился.

— Сколько заняла по времени работа над альбомом?

Саша: Полтора года где-то.

Ания: В начале 2022 из-за ситуации в стране мы думали вернуть грант и не доделывать альбом. Ребята начали разъезжаться, все было неопределенно и непонятно. Ближе к весне решили, что доделаем. Весной и летом дописывали хор, а ближе к осени делали аранжировки в студии.

— Почему вы выступаете в черной одежде?

Ания: Интересно, что никто особо не обращает на это внимания. Но вообще, когда мы не в черном, это выглядит ужасно.

Саша: Шмотки — это моя личная боль, у нас даже чат по ним есть. Если написать «ребят, приходим все в джинсах и в таком-то стиле», все равно все придут по-разному. Черное — универсальный вариант, всегда хорошо смотрится на сцене.

— Есть ли у вас какие-то ритуалы перед выступлением? Что вы обычно делаете?

Ания: Опаздываем.

Тимур: Еще жрем.

Ания: Я стараюсь не есть, мне петь. Мы как-то даже обнаглели, что перестали распеваться. У меня был невротический период, я боялась, что потеряла голос. Возила с собой тыквенное масло, ингалятор, коньяк. Потом забила, и вроде прошло.

Саша: Важный ритуал — не потерять Анию. Несколько раз такое бывало, что нам через две минуты на сцену, а ее нет. На одном выступлении даже выходит группа, зал молчит, все ждут, а Ании нет. Мы смотрим друг на друга, а Ания появляется, как будто так надо. На БикаФесте это было. Ты вечно куда-то деваешься!

Тимур: Она просто уходит со своим маслом и коньяком. Важно эффектно появиться потом.

Ания: Часто бывает, что перед выступлением друзья и знакомые хотят встретиться. Но мне кажется, что если буду с ними разговаривать и смеяться, голос пропадет. Поэтому я часто прячусь до выступления.